Наступили сумерки. Всюду загорелись лагерные лампочки, ярко освещая всю территорию лагеря и лазарета. Несмотря на запрет, хождение по территории лазарета усилилось. Те, кто должен был участвовать в побеге, сидели в нашей комнате, делали вид, что играют в карты. В 22 часа я и мой очкастый друг Исмаил Ибрагимов вышли на разведку. Нам предстояло пройти мимо патруля, охраняющего переход от лазарета к лагерю, и пройти к проволоке, отделявшей лазарет oт 3-го и 4-го блоков, которые не охранялись, затем порезать проволоку, сделав в ней проем для выхода. Все в комнате знали, куда мы пошли, и тревожно ожидали. Для подстраховки к проволоке была послана еще одна группа. На выходе из территории первого блока заметили какую-то фигуру, которая следила за нами: куда мы двигались, туда и она, когда останавливались, и она останавливалась, не приближаясь к нам. В напряженных до предела нервах отразилась новая сильная тревога: кто этот молчаливый силуэт, следящий за нами, как тень? Убедившись в невозможности отделаться от него, решили идти напрямую - будь что будет! Опасное место - дорогу, по которой ходит часовой, мы прошли. Мой друг Исмаил юркнул за длиннющую уборную, я жe остался в ней, чтобы наблюдать за часовым и за силуэтом. Но последний застыл в 15-20 шагах от меня. Прошел часовой; как я, так и загадочный силуэт, остались незамеченными, Исмаил же был уже у проволоки, возвышающейся над уборной. Прошло около получаса (а может, показалось, что так долго, ведь я ждал в напряженном состоянии). Вдруг в ночной тишине грохнул выстрел, за ним другой - и все стихло... Я замер, сердце забилось чаще, во рту засохло сразу. Ведь выстрелы раздались в нескольких шагах от проволоки и примерно в стольких же от меня.
- Неужели провалились? - подумал я. - Но мои думы прервал шум приближающихся со стороны караульного помещения шагов. Навстречу шел часовой.
- Кто стрелял? - спросил первый немец, идущий со стороны караульной.
- Я стрелял, мне послышалось, что кто-то прошелся около проволоки, но проверил: никого нет, - ответил часовой.
Я весь был превращен в слух. Немцы поговорили и вернулись на свои места, не обнаружив наших у проволоки. Нужно сказать, что если бы эту операцию мы проводили у лагерной, основной, проволоки, а не внутренней, которая не освещалась, то провалились бы. Если не немцы, то овчарки обнаружили бы нас, тем более, как мы узнали позже, кроме наших двух групп, у проволоки "работали" и другие. В числе их был шофер Климентий.
Только патруль удалился, как я подал сигнал, чтобы спустились. Подошел Исмаил, с которым мы прошли в нашу комнату, где также после выстрела страшно волновались, ожидая нас. Только сейчас я заметил, что лицо Исмаила было страшно бледным, а одежда вымазана в глине. Это заметили и другие, выйдя из комнаты, но виду не подали. Исмаил стал счищать с себя глину и приводить себя в порядок. Я вышел вслед за Исмаилом и вдруг заметил фигуру, которая все время следила за нами. Так как теперь мы были вне запретной зоны, я быстро направился к незнакомцу, но тот поспешил уйти от меня. Однако я настиг его и узнал: это был зубной врач Раджабов. Я накинулся не него:
- Ты что следишь за нами, - почти крикнул я, - что тебе надо? Он так посмотрел на меня, что стало его жалко, и говорит:
- Я знаю, вы меня не возьмете с собой.
- Куда не возьмем?
- Я тоже хочу бежать, - заявил он. Он был прав. Мы его не имели в виду, но теперь, когда мы убедились в его стремлении уйти из лагеря, не считаться с ним мы не могли. Что касается доверия, то теперь было ясно: сообщи он немцам о наших похождениях, - не миновать бы нам пуль.
- Если ты хочешь быть с нами, иди к себе и ложись в постель, никому ничего не рассказывай. Придет час, и ты пойдешь с нами.
Свободное копирование
