20 <января>
До обедни решившись отправиться к Срезневскому, я зашел по дороге к Аверкиеву. Он разошелся теперь с Кельсиевым и живет с Дементьевым. Аверкиев для меня довольно загадочен. В первое время знакомства он очень мне нравился по своей живости, подвижности, любви к литературе. Но с течением времени все это потеряло для меня свою цену. Я увидел, что он жив оттого, что по молодости пустоват, подвижен оттого, что ни на чем еще порядком не установился, видит литературу, не углубляясь в смысл ее, а восхищаясь удачными стихами, прекрасными картинами, ловкими фразами. Может быть, все это перемелется, но теперь пока с ним еще трудно провести несколько часов, не соскучившись нестерпимо. Кельсиев, к которому я зашел тотчас же от Аверкиева, совсем другое дело. Это человек серьезно мыслящий, с сильной душой, с жаждой деятельности, очень развитый разнообразным чтением и глубоким размышлением... С ним случалось мне просиживать по пять часов, зашедши на полчаса за каким-нибудь делом... Он не пугается отвлеченных вопросов, но берет их, не разобщая с жизнью. Одно, что мне в нем не нравится, это излишняя прихотливость в отношении к собственной жизни. Может быть, впрочем, что и это в нем есть следствие внутренних сил, которые ищут себе выхода и рвутся в разные стороны. Он учился в коммерческом училище и там развился под влиянием А. Е. Разина. Этот превосходный человек заметил его, и у них до сих пор идет близкое знакомство. Из коммерческого училища Кельсиев поступил на службу Американской компании, чтобы ехать в Китай, и сделался вольнослушателем университета. Китайский язык он изучил очень хорошо, так что легко говорит на нем и много читал по-китайски... Но вдруг ему Китай надоел, и он прошедшим летом увлекся естественными науками. Осенью увлечение прошло, и опять началось изучение китайской словесности, но тут В. П. Васильев, профессор китайского языка, испортил дело своей глупостью. Кельсиев увидел, что у Васильева все понятия перевернуты вверх дном, что он решительно окитаился, и ему запала в голову мысль, что китайская жизнь действует вредно... Он стал раздумывать и нашел, что вообще от поездки в Китай он никакой пользы не получит сам и другим не принесет... Китай опять брошен к черту, тем более что, расходясь с Васильевым во всех понятиях, Кельсиев потерял надежду получить в университете степень кандидата, потому что Васильев будет препятствовать одобрению диссертации... Сегодня он пристал ко мне с расспросами о славянской филологии, чему и как нужно учиться: захотел он держать экзамен на старшего учителя русского языка и быть учителем. Надолго ли это, не знаю... Я говорил потом о нем с Срезневским, и И. И. с своим обычным радушием начал о нем расспрашивать, очень горячо стал жалеть о том, что человек может погибнуть в бесплодных усилиях, советовал мне удерживать Кельсиева в китаизме, а потом перешел к тому, что начал ругать немцев, санскритистов, Беккера, московских профессоров, идущих по пути Грановского, и т. д. Я не рад был, что заговорил: только времени потерял напрасно целый час... Лучше бы сидеть за Амартолом. Тюрин сделал сегодня остроумное замечание, что Поленов туп... Срезневский отвечал: "Да, не очень остер"...