На фото: Дорога из Новой Деревни до ст.Пушкино в 1968 году. Перед ней – остатки старого Дзержинца-Спецбура перед сносом под строительство микрорайона. По сравнению с моим детством длина моста через Серебрянку сократилась втрое – раньше он был деревянным, начинался от столба с подпоркой и на такое же расстояние продолжался за рекой.
Обычная дорога до школы состояла из двух отрезков. Сначала – от дома через Серебрянский мост до типографии (или до булгаковского «телеграфа») ; затем – налево по Московской улице (ныне Московский проспект) до школы. По углам перекрестка по часовой стрелке находились: Пушкинская типография, печатавшая газету «Вперед»; почтамт, где одно время работала и моя мама; старый деревянный дом, в котором проживала семья зубного врача-еврея (который починил маме зубы на самом высоком уровне), и, наконец, продуктовая «Голубая палатка».
Не доходя до перекрестка, почти напротив входа в типографию, стояла четырехногая деревянная опора линии высокого напряжения. И если погода была теплой и не дождливой, то рядом с ней устраивал свою передвижную мастерскую безногий сапожник. Работы у него всегда хватало.
Не помню, как я с ним заговорил, но его нестандартная речь меня притягивала и… наводила какой-то беспорядок в моей голове, ибо я уже успел хлебнуть коммунистической пропаганды о подвигах Павлика Морозова, а сапожник говорил вещи, которые с общепринятой пропагандой никак не согласовывались. Он возмущался политикой партии и правительства в отношении инвалидов, солдат и крестьян. Я впервые в его высказываниях учуял явно антисоветские настроения, с которыми никогда не сталкивался.
Я оказался в сложном положении. В ночных размышляниях сапожник представлялся мне германским шпионом, представляющим опасность для… Для кого именно, я сформулировать не мог, но мне почему-то захотелось стать достойным героем своей Родины. К счастью, дальше ночных фантазий дело не пошло и моя затея оказалась не реализованной. Что-то меня уберегло от вечного позора перед самим собой. Но через много лет я понял, как работал чекистско-гебистский механизм уничтожения людей.
***
По воскресеньям мама убиралась у соседей Голубевых. Они занимали половину добротной дачи, окруженной остатком чудного девственного елового леса. Треть огромного, соток в тридцать, участка была занята садом. Хозяин дачи был важной военной фигурой и, скорее всего, пропадал в загранспецкомандировках, а высокая и полная супруга – в безделье и одиночестве.
Однажды мама убиралась в отсутствие хозяйки. И вот в плинтусной пыли под кроватью она нашла… шоколадную конфету в обертке – что-то типа «Мишка на севере». Мама сунула конфету в карман, не сочтя это воровством, тем более что из-за брезгливости хозяйка наверняка выбросила бы конфету в мусорное ведро. А у нас дома был маленький праздник – всем досталось по маленькому кусочку дорогого лакомства…
Интересно, что, сознавая экономическое неравенство с богатыми соседями, у меня никогда не возникало ни малейшей мысли об изменении такого порядка вещей. Не было даже тени зависти. И вообще, в моем представлении не было никакой картины желаемых условий жизни. Интерес у меня появится лишь к разному умению – в ремеслах, науке, искусстве. Но это будет еще не скоро…
В моей нищенской жизни каждый кусок нормальной пищи был событием, запомнившимся на всю жизнь. Таким событием стала и тарелка супа, которым меня угостила соседка-генеральша, мать Вовки Манакина. После школы Вовка спился и напрочь исчез из моей жизни, а вот его мама, с той самой тарелкой супа, и сейчас стоит перед глазами. Много ли человеку нужно сделать, чтобы навсегда оставить о себе светлую память?!…
Свободное копирование
