Лето 1953
В 1953 году каменных домов в Пушкине, не считая домов в рабочем поселке при фабрике «Серп и Молот», еще не было. И можно лишь удивляться тому, что пожары случались не часто (в нашем поселке из пятидесяти домов сгорел всего лишь один). Тем не менее, из соображений безопасности, в центре нашего поселка, в сотне метров от нашего дома, власти решили вкопать большую, порядка 3 х 5 метров, цистерну для хранения воды. В результате над поверхностью почвы появился метровой высоты холм, в центре которого располагалась широкая, с метр, горловина цистерны.
Для нас, детей, цистерна стала забавой. Пока она была пустой, то слабый крик у ее края усиливался тысячекратно. А когда ее наполнили водой, то кто-то из ребят бросал в цистерну лягушек. Впрочем, цистерна ни разу не пригодилась, и непонятно, как она могла пригодиться: стометровый шланг мог достать только до пяти ближайших домов… Для нас, ребят, гораздо важнее была большая лужайка возле бассейна. На ней еще сохранились несколько елей, под которыми осенью было много грибов – сыроежек, моховиков и других.
А летом кто-то из ребят научил нас интересной спортивной игре. К стволу дерева на высоте метров семи привязывали бечеву, на другом конце которой (на высоте метр от земли), привязывался волейбольный мяч. Земля у основания дерева делилась по диаметру на два игровых поля. Суть игры состояла в том, чтобы каждый из игроков, не выходя за пределы своего поля, ударами руки закручивал веревку с мячом в своем направлении (одном из двух – по часовой или против часовой стрелки).
А дома тем временем подрастали мои братья. Алексею было шесть, Николаю – три года. Относился я к ним без малейшей неприязни, однако и без особой любви – как мне представлялось, отчим старался, чтобы она не возникала. Иногда я с ними играл. Однажды, когда взрослых не было, мы стали играть в прятки в 16-метровой комнате, в которой стояли лишь стол со стульями, две кровати, комод с большим зеркалом на нем и буфет. Одежда вешалась просто на гвозди, вбитые в стену. И вот когда наступила моя очередь прятаться я спрятался так, что, несмотря на мои постоянные «ку-ку», братья никак не могли найти меня, пока через полчаса я не вышел из укрытия сам. Укрытием служило… большое зеркало на комоде!
Запомнилось мне также, что летом 1953 года не прекращались попытки разного начальства экспроприировать у нас мебель – как признак буржуазного образа жизни, заодно и одну из двух комнат. Комплект мебели – это большой канцелярский дубовый стол с шестью стульями, покрытых дермантином, кожаный диван и неработающая (по причине отсутствия электричества) бронзовая люстра, доставшиеся отчиму на вполне законных основаниях, когда он работал начальником охраны фабрики «Гознак». А две комнаты он получил взамен оставленной в Москве большой трехкомнатной квартиры. От всех притязаний властей отчиму, к счастью, удалось отвертеться, так как он неплохо разбирался в праве.
Дрова (кажется, по шесть кубометров на семью в год) поставлялись государством бесплатно. Привезенные на весь дом не пиленые дрова сначала делились на равные части, после чего я (либо Вовка Шелгачев) отворачивался и говорил, кому достанется очередная куча дров.
***
Два лета мы сдавали одну из комнат маминой двоюродной сестре Доре, муж которой, Дюков Андрей, был человеком обеспеченным – он работал директором продовольственного треста в Москве. У них было двое детей. Они привозили с собой велосипеды и иногда давали кататься на них и мне, хотя большую часть времени я проводил на речке, играя с ребятами в карты.
Однажды (о чем я уже рассказывал) я катался на велосипеде и через квартал от своего дома упал. Отдав велосипед его хозяину, я в одиночку направился на речку обмыть ссадины на коленях, но через полсотни шагов потерял сознание. Очнулся я уже на своей кровати дома: надо мною склонилась мама; она сказала, что я пришел домой… своими ногами.
Лето закончилось в праздном безделье. Интересно, что ни в какие игры я не играл на деньги (не считая игры с соседями в лото, где ставки были чисто символические), ибо фактически при постоянном отсутствии денег выигранный рубль доставлял мне меньше радости, что огорчение от проигранного гривенника. И потому за всю жизнь я купил лотерейных билетов от силы штук пять…
Свободное копирование
