Покончив с хозяйством, занялась делами. В мои обязанности теперь входило вести переписку с деятелями трех стран; посылать им новые советские книги и журналы; получать от них то же и сдавать в библиотеку ВОКСа; читать газеты своих стран и писать сводки; выходить к отдельным иностранцам, иногда ездить с ними на важные беседы и объекты; присутствовать на приемах и вечерах; включиться в соцсоревнование - последнее сделала с выгодой для себя, взяла соцобязательство доучить японский язык, историю и литературу всех трех стран. Сидя за столом, я углублялась в "Bombay Chronicle" и прочие газеты на английском языке, открывая целый мир политической борьбы, философии, народной жизни Индии, Японии и Китая. К стыду моему, должна признаться, что совсем не задумывалась о судьбе несчастного Шпиндлера... Молодость, успех, равнодушие - тогда еще мы, обыватели, не знали, что следует за арестом, не представляли себе всех ужасов лагерной полужизни. Человек исчезал, сослуживцы многозначительно молчали и скоро забывали: сытый голодного не понимает.
Мое новое начальство, Орлова-Беленец, казалась холодной и отчужденной, и ее стеснялась. Несмотря на партбилет, она вела себя как великосветская дама, не допуская панибратства, даже чуть-чуть свысока. У нее была такая же внешность - большие серо-голубые глаза, модно причесанные русые волосы и белая-белая, словно алебастровая, кожа. Один раз, на торжественном вечере, она была в длинном, до пят черном бархатном платье с острым вырезом, на плечи накинута черно-бурая лиса, на шее тонкая нитка жемчуга. Случайно после вечера мы оделись вместе и пошли пешком по Грузинской до Тверской. Ей очень хотелось поговорить по душам, она была почему-то совсем откровенна со мной, и вот что я узнала: она родилась в глухой деревне, в семье неграмотного бедняка; босая девчонка Настя, голодная, в изношенном платьишке, часто сидела на ступеньках крыльца и тосковала. И вдруг Революция. Поехала с мешочниками за хлебом. К ней приставали мужики, но заступился комсомолец, ее будущий муж. После гражданской войны его назначили в Китай. Там она лихорадочно училась всему сразу - грамоте, русскому языку и английскому, школьным предметам, политдисциплинам, разговорам в обществе, манерам, модам - и совершенно преобразилась. Вступила в партию, занялась ответственной работой, и вот она здесь, в ВОКСе. В ее тоне было что-то непонятное - задушевное, народное, простое... Я была поражена: зачем она рассказывает все это? То ли узнать, как выглядит со стороны, все ли в порядке "в свете", то ли поделиться чувствами или предчувствием? Но почему именно со мной? Мы совсем не были близки, это так неожиданно - идет рядом белая леди в котиковом манто, мое начальство, и говорит о себе такие вещи... и я, как умела, выразила сочувствие, выслушав ее очень внимательно, с удивлением: несмотря на свою общительную профессию, я еще не знала людей.
Свободное копирование
