Комиссар Пономарёв

В середине апреля 1942 года, когда наш батальон влили в бригаду с другими отдельными батальонами, постоянно забрасываемыми на различные участки Карельского фронта, у нас в 199-м батальоне появился новый комиссар с тремя кубарями на петлицах, по фамилии Пономарёв. Он, когда ознакомился с ротами, взводами и отдельными группами красноармейцев, показался всем простым мужиком, излишне спокойным, мало говорящим, неопрятным, хотя белый полушубок и командирские портупеи с ремнями были совсем новенькие, а сидели, как на корове седло.
Вологодский мужичок невысокого роста, плечистый с простым выражением лица, казался нам, что он в военной службе не бывалый. Однако, уже в боях за гору Наттавара, деревню Окунева Губа и в других он оказался близким к бойцам, рассудительным и заботливым командиром. Когда брали высоту 217 и внезапность сорвал соседний батальон, который должен был наступать одновременно с нами, он решительно привлёк бойцов и командиров, приказал бежать на подножье горы, прикрываясь за деревьями, пнями и по-пластунски, где надо, но только быстро, дружно добраться до каменистого и лесистого подножья высоты. Сам же шел, перескакивая и ползая в передних рядах, размахивая пистолетом в правой руке. Может его главная заслуга в том, чтобы потерь было не так много, так как мы быстро «ползли» к подножью за каменные глыбы и сосны, а фашисты стреляли из минометов, пушек по болоту, где мы подбирались к горе с тыла.
Не менее эффективно было и его предложение, когда на подходе развернутыми цепями шли на деревушку Окунева Губа, предполагались огромные склады перевалочные, готовящихся к наступлению фашистов на станцию Лоухи. Он при всех просил комбата Жатько И.Р. связаться по рации с бригадой и потребовать воздушный налет на эту проклятую деревушку, а нам всем батальоном залечь за пару километров от деревни. Жатько, конечно, понял смысл, что эти склады и деревню будут упорно защищать фашистские подразделения, и, безусловно, с Кестинги по дороге на Окуневу Губу поступит им большое подкрепление.
Часа через полтора над деревней появились наши самолеты, штук десять с истребителями и всю близлежащую площадь подняли фактически в дым. В это же время батальоны энергичным броском ворвались в село и в склады вблизи деревушки. Горело все страшным пламенем, у опушки леса взрывались склады с боеприпасами, защитники этого опорного пункта, слабо сопротивляясь, убежали по дороге, ведущей на Кестингу, оставляя убитых и раненых.
И тут опять комиссар, и комбат хорошо сработали: нас направили вдогонку по дороге, пока не встретим серьезное препятствие или узел сопротивления врага, а хозвзводу поручили в деревне и на складах хорошо «разобраться» с трофеями, обратив особое внимание на продовольствие. Правда, кое-кто сумел на ходу прихватить со складов галеты-пластины ржаные, маргарин, тушенку и даже финские автоматы «Суоми».
Пройдя километров десять, нас под одной сопкой встретили ураганным огнем из пулеметов, автоматов, минометов и пушек прямой наводкой. Многие из нас добежали до проволочного заграждения на подходе к сопке вместе с фашистскими солдатами, кое-где вперемешку с ними, но фашисты не пожалели даже своих и в упор стали стрелять из всех видов оружия, что было на сопке. И тут комиссар с комбатом дали команду залечь прямо в грязь, хотя начальник штаба батальона капитан Желтуновский, грозя пистолетом, старался поднять нас в атаку и взять высоту.
До ночи мы пролежали между кочек и пней в грязи болотной и только нам ночью передали, что надо отходить за речушку, которая протекала вдоль сопки примерно на расстоянии километра. Нам удалось выползти, вытащить раненых, но убитых осталось там немало на болоте у сопки, которую позже назвали «сопкой смерти», потому что три дня потом «дикая дивизия» атаковала эту сопку безрезультатно, оставив в болоте под сопкой сотни головорезов из дивизии рядом с нашими ребятами.
Через несколько дней после боя против их танков, начальство, видимо, решило взять Кестингу с тыла, и, нас, вместе с одним полком, послали в тыл этой дикой дивизии.
Три дня мы шли по болотам и сопкам, лесами по бездорожью, куда-то. Стрельба оставалась и слышалась далеко слева сзади. Командиры наши и комиссар на коротких привалах говорили, что идем в тыл противника, перережем дорогу, идущую с Кестинги на запад, чтобы фашисты не сумели дать подкрепление Кестингскому гарнизону, чтобы, когда начнут бежать с Кестинги, преградить им дорогу и этим самым 104-й дивизии дать возможность овладеть Кестингой.
В солнечный весенний день вышли на дорогу. Дорога хорошая. Ходят автомашины, правда, не по одной. По дороге группами патрулируют фашистские солдаты. Когда в сосновом бору случайно заметили одну нашу роту, пришлось открыть огонь по патрульной группе. Их было немного, человек шесть и конечно рота одержала победу, но не прошло и получаса, как с обоих направлений дороги появились на машинах фашисты. Их было несколько десятков машин. Бой был недолгий.
Батальон поротно углубился обратно в лес, но оторваться от противника так и не удалось. Нас то слева, то сзади, то справа гнали вглубь. В одном сосновом бору на тропинке увидели нашего красноармейца, повешенного на коротком суку сосны, босой, с выколотыми глазами и выдерганными ногтями на руках и ногах. Сначала думали, что заминировано, но когда удостоверились, что мин нет, комиссар Пономарёв возле него всем идущим по тропе говорил: «Ребята! Запомните, как фашисты поступают с пленными! Клянемся, что отомстим за этого и многих других наших людей!». Последним проходящим мимо трупа было поручено выкопать яму и похоронить. Только успели зарыть и тут наш арьергард, (хвостовая охрана) завязал бой с преследующими фашистами. Двоих потеряли, а шестеро догнали батальон и доложили о случившемся.
Вот так нас гнали как стадо коров куда-то в лес. Стычки были постоянные, то с боков, то сзади. Мы вторые сутки бежим стадом по лесу, то туда, то сюда, голодные. Весь «НЗ» (неприкосновенный запас), что был, на ходу съели: грызли сухари, концентраты и трофейные галеты. На третьи сутки нас прямо так и загнали на болото за речушкой, где спрятаться негде, кроме как за полу гнилые пни и сосенки, и, со всех сторон, в том числе и спереди, стали крошить. Решили, видимо, уничтожить полностью. Били с четырех или пяти сторон минометы, пушки, пулеметы, «кукушки», а как зашевелимся, начнут и автоматы трещать.
Долго пролежали под свинцовым дождем. Мы уже не знали, где батальон, рота или взвод. Видели только как то там, то тут, наших ребят накрывали взрывы мин и снарядов. Мы трое оказались около комиссара Пономарёва, и лежа между кочек стали решать: что делать дальше? Как кто поднимется, так очередь «кукушки». Двинуться не дает. И вот комиссар видимо решил все же куда-то прорваться и говорит: «Где «кукушка», там сплошного окружения не должно быть, надеются на неё. Нам же надо снять «кукушку» и попробовать прорваться там. По азимуту и по звукам артиллерийского боя там, наверное, ближе к нашим».
Митя Чураков, я и Петя Шлемов в такой обстановке, конечно, не могли иметь что-то вроде своего мнения, и просто молчали, ожидая, когда нас накроет миной, снарядом или угодит очередь «кукушки». Сам же комиссар, видимо уже, как решённое дело, сказал: «Вот, видите, впереди елки и в середине сосна высокая? Видимо там кукушка! Я сейчас встану и быстро повалюсь обратно. Моя белая шуба очень заметна и будет как мишень, а вы внимательно следите за сосной у этих елок. Как заметите дымок или движение веток, дайте туда очередь из ППШ («Пистолет-пулемёт Шпагина» - один из наиболее распространённых видов стрелкового оружия, находившегося на вооружении Красной Армии в период Великой Отечественной войны)».
Мы сосредоточились на эти «точки». Комиссар быстро встал и свалился на бок. В эти секунды в середине сосны зашевелились ветки, и пошел сизый дымок. Послышалась очередь от автомата «Суоми». Пули зазвякали рядом. Я на глазок пустил длинную очередь по стволу сосны. Сучья сосны и елки сильно зашевелились, и что-то упало на землю. В это время комиссар скомандовал: «Встать! Бегом вперед!» Мы с трудом вскочили из грязи и побежали туда. Остановились у этих деревьев. Лежал финский капрал, умирая в крови. Только тут заметили, что у комиссара рукава шубы с дырками. Чуть бы правей или бросился бы не влево, а вправо - «кукушка» бы угодила. Комиссар дал команду - бегом вперед. К нам еще присоединились несколько человек, и мы оказались в смешанной лесистой сопке, где в нашем направлении пули не свистели. Отдышавшись, мы пошли куда-то вперед. Спустя сутки мы соединились еще с какой-то группой и пошли на звуки артиллерийского огня. С небольшими боями на седьмые сутки после ухода с Окуневой Губы мы ночью напоролись на своих, где после крика: «Стой! Кто идёт!» мы свалились на землю от радости.