Пришла весна. На прогулку стали нас водить на луг к морю. Поиграть мячиком с расчетом времени, чтобы не отрезан нам был путь вернуться обратно домой. Прилив воды затопит дорогу, и нам придется сидеть 6 часов до спада воды. Наиграемся, лисиц и оленей насмотримся, возвращаемся в пять часов к чаю. В 6 часов благовест к вечерне, а на праздники к всенощной. Зима была теплая — ниже 15 градусов холода не было. Море замерзло, но приливы и отливы не давали льду окрепнуть, и ветром, и течением лед отрывало и уносило в море. Все с нетерпением ждали очистки моря ото льда и наблюдали в бинокли с колокольни, есть ли лед около берегов Соловецких островов.
Монахи хотя порвали с миром и исключены из мирского светского общества, но как люди не лишены всех человеческих влечений и немощей. У них есть близкие друзья в мире, которые посещают их летом и привозят предметы и вещи, удовлетворяющие их большие и не остывшие еще потребности — табачок. И во славу Божию для праздника можно выпить и винца. А богомольцы, а может и спекулянты, ждут навигации к Соловецким и научились, как провозить и сдать свой запретный товар.
Вот уже отправился первый пароход в Архангельск, и все с радостью ждем возвращения с паломниками — людьми светского мира. Зимой монахам скучно однообразие монашеской жизни, а тут полный храм молящихся, непроходимая масса людей перед раками св. мощей Преподобных, беспрерывно продолжающееся пение молебнов перед раками Преподобных. Богомольцы говеют и причащаются св. Тайн. Лошади стоят с экипажами весь день готовые представить паломников на любой скит.
(В 7 часов утра регент объявил, что едем встречать в склепе гроб и колокол. В 8 часу сели мы на соловецкий пароход «Вера» и пристали к огромному пароходу «Ксения», стоящему на рейде в 20 — 25 верстах от пристани. Палуба парохода «Ксения» выше парохода «Веры» на 2 метра. Сначала спустили ящик размером, около 50 — 60 сантиметров, обтянутый материей. Спустили с парохода «Ксении» широкую, гладкую площадку под углом 45 — 50 градусов и по ней спустили длинный ящик, обтянутый материей. Отпели литию по усопшем боярине Кельсии. По выгрузке на пристани гроб-ящик распечатали, в нем находился хрустальный гроб и над ним хрустальный колпак. Готова была на пристани особенная телега с балдахином, и поставили гроб с футляром на телегу.
Распечатали ящик, в нем оказался колокол весом предположительно около пуда, блестящий, чистый. Привезенный гроб внесли в Преображенский собор и поставили на левой стороне храма. После литургии поставили на средину храма и совершили отпевание. Могила приготовлена на площади в 4-х метрах от стены храма Святителя Филиппа. В могилу спущен бревенчатый сруб. Гроб опустили и наложили на него футляр, земли не кидали, а сверху набрали бревенчатый потолок. Замечательно то, что никаких скорбных сожалений родственников и плача мы не заметили. А откуда и кто был боярин Алексей или Кельсий, нам — малышам — такая мысль не пришла в голову.
Приехавшие хоронить гости обедали за настоятельским столом. А откуда и чей колокол? Об этом никто из нас не поинтересовался и, по-моему, можно безошибочно предположить, что это жертва боярина Алексея, удостоенного чести быть погребенным не на общем кладбище, а в ограде монастыря, видимо, похоронили не как простого смертного, но как заслужившего такое благоволение от св<ятой> обители. О колоколе говорили, что он серебряный. Им заменили сигнальный колокол, в который трижды ударяли перед благовестом в большие праздники. Звук его не рассеянный, оч<ень> высокий, приблизительно такой же, если ударить на пианино в голос дисканта.)
Я позабыл написать про купальню на Святом озере (ведь в ней должен был выкупаться каждый из паломников). В первое посещение нами монастыря <в> 1895 году нас с мамой отправили в купальню, где нам дали ярлык-удостоверение, что мы купались и можем ночевать в гостинице и вступить во Св. ворота монастыря. В последнее посещение нами монастыря в 1914 году — обычай этот, видимо, не соблюдался.
Свободное копирование
