Пришел, наконец, первый пароход с паломниками, и чем-то радостным повеяло на нас, кажется, и воздух переменился. Мы не знали, почему нам регент категорически объявил, что нам не разрешается в одиночку без дядьки ходить не в строю и знакомиться с паломниками. А паломники многие, увидав маленького долговолосого монашка, на перерыв зазывали в гостиницу, и готовые задарить чем угодно. Многие из нас, получив увольнение от дядьки, по какой- либо причине гуляя среди паломников, возвращались домой с подарками. Все это было некоторым из нас очень лестно. Очень соблазнительно это <было> для цыгана, но ему почему-то не очень везло, он не воздерживался от своей цыганской привычки — просить и этим отвращал от себя богомольцев.
Знаменитые певцы без предупреждения и не попрощавшись с клирошанами уехали неизвестно куда, и хор и монастырь лишились знаменитых певцов. Это ощутила вся братия, и, вероятно, настоятель Иоанникий. Многие из нас — мальчишек — готовились домой на родину и стали уезжать, но нельзя же всех сразу распустить — необходимо хотя одного или двух самостоятельных певцов в партии оставить хотя бы еще на один год. Пришлось договариваться и жить в монастыре с согласия родителей и плотить по согласию с ними.
Рейсировали три парохода: «Зосима и Савватий», «Михаил Архангел» и «Вера» в Архангельск, Кемь и Онегу. Приходили частные пароходы с паломниками, столько паломников, что не помещались в гостинице. Привозили больных всевозможными болезнями, чтобы получить исцеление от мощей Преподобных. За богослужением хор поет. Вдруг открывается дверь храма и ведут иногда связанного, безумно кричащего, иногда богохульными словами. С клироса взрослым все это видно — они высокого роста, а мы не можем ничего видеть — стенки клироса высоки. Крики смешиваются с пением хора и возгласами священнослужителей, и таких больных приводили по несколько человек. Не всех могли подводить к самой раке, а прикоснуться тем более — он может все опрокинуть и пролить все лампадки, поэтому таких буйных всегда связывали и клали на пол вблизи раки, не отходя от больного. По окончании пения вечерни мы, все певчие и все монахи, прикладывались к раке св. мощей (это было обязательно) и часто видели таких больных связанных и покрытых особым покрывалом, а что далее с ними было, я не знаю.
Только при посещении нами с женой Соловецкого монастыря в 1914 году я насмотрелся на такого больного у раки мощей, покрытого таким покрывалом. И стоящий у раки и благословляющий людей схимник подошел с книгой и стал читать продолжительную молитву и в конце молитвы громко прочитал: «Именем Господа нашего Иисуса Христа повелеваю тебе, нечистый демон, изыди из него и не входи в него». Глухо, с каким-то шипящим звуком отвечает: «Не изыду, не изыду никогда». Схимник: «Изыдешь, изыдешь». Мы вышли из храма последними, а дальше не знаем, что было с этим больным. Я неоднократно рассказывал об этих событиях врачам, и врачи с уверенностью утверждают, что это артисты, они берут на себя такую роль за громадные деньги, которые плотят богатые монастыри артистам, чтобы утвердить веру в чудеса и вообще поддержать религию. Но я возражал, что не может взять на себя такой роли никакой артист, т<ак> к<ак> больной абсолютно бессознательный и ведет себя бессознательно, он может убить человека или натворить худших бед, весь он в слюне, пене, весь омочится на полу. Такое мнение настоящих врачей, что все-таки мнимобольные и мнимые их путеводители, проведя такого больного по богатым монастырям, получают огромную сумму денег. Не могу согласиться с таким выводом современных врачей.