Последние недели моей жизни в Италии. Скоро уезжаю навсегда. Нет ни сожаления, ни ностальгии,ни желания приехать хотя бы на замену. Отворачиваюсь от мира,который приютил,платил, кормил,давал возможность развиваться материально; возвращаюсь в мир, где война, коммунальные услуги превышают размер пенсии;геноцид народа,особенно пенсионеров. Абсурдно. Но не оставаться же до смерти в Италии? Хочу иметь еще силы реализовать себя дома. Привыкать будет непросто. Надо снова начинать все сначала. Начинать учиться жить на родине.
Приходила соседка,Чинция, просила прийти на работу с ее мамой. Албанка, находящаяся там сейчас, дочерей перестала устраивать. В не слишком вежливой манере попросила заплатить ей тринадцатую зарплату. Объяснила Чинции, что у меня истекает срок легального пребывания в Италии, я уезжаю и больше не вернусь. Чинция удивленно, обиженно и разочарованно посмотрела на меня; видимо,не ожидала отказа. Не в первый раз мне предлагают работу именно перед отъездом домой.
До приезда Милы осталось три недели. Я не знаю, где найти силы, чтобы пережить их. Кажется, это невозможно, как невозможно было и месяц назад,и два, и три в этом году, в прошлом,позапрошлом и так на протяжении почти шестнадцати лет.
В последнее воскресенье, когда Мариучча отпустила меня на прогулку вместо двух часов на три, встретилась с «девочками». Выпили за мой отъезд, разговорились. Оля вспоминала, как в первый раз попала в этот регион десять лет назад, к старушке Марии. У той бадантки менялись раз в неделю. Мария была чрезвычайно сварливой,и не хотела кормить работниц. Оля выдержала рекордный срок: проработала четыре месяца. Год назад судьба в моем лице вновь привела женщину сюда. Работа у Оли тяжелая. Знаю,потому что два раза заменяла ее. Но заработок хороший. Спрашиваю подругу: «Ты хоть десять тысяч увозишь с собой в отпуск?» «Нет,не собираю так много,- отвечает Ольга. - Помогаю детям, внукам,правнукам.» « Тебе шестьдесят пять лет, у тебя здоровье надорванное, живешь на таблетках. Подумай уже и о себе», - вразумляю я подругу. «Не получается. Сегодня,например, позвонил сын. Хочет поехать к внуку моему в армию на присягу. С ним бы и невеста внука поехала. А денег нет. Совсем недавно пришлось отопительную систему в доме менять. Влетели в копеечку. И так все время: то на одно деньги высылаю,то на другое.» Никто вроде никого и не балует;. деньги высылаются на жизнь. Иначе вместо жизни у ее родных было бы жалкое существование. «Они на тебя молятся?» -снова спрашиваю я. «Нет, но любят»,- тихо говорит Оля. В разговор вступила Вероника. «Ты выслала деньги на ремонт отопления, а я только дом начала строить.» У Вероники трое детей. Дочь вышла замуж и живет у мужа, а сыновья ютятся в небольшой, купленной матерью несколько лет назад квартире. Решили,вот, строиться. Хоть бы получилось у них, ведь Веронике уже 55.Сколько же ей надо еще работать, чтобы выстроить и обустроить дом?
Новый год был встречен более, чем оригинально. До без четверти двенадцать смотрели телевизор. Мариучча устала, и я повезла ее в постель. Пересадить старушку с коляски в кровать непросто. Надо ее поднять, развернуть и снова посадить. Поднять еще получается, а развернуть тяжело: у нее ноги отказывают, а у меня - силы. Иной раз сажаю ее на самый краешек кровати и,не выдерживая веса, валюсь вместе с ней на кровать. Ей смешно,она смеется, и я смеюсь. Вспоминаю, как и на первой моей работе еле справлялась с таким заданием. И Каролина смеялась, как мы вместе валимся на кровать. Не до смеха только моей спине. В этот раз маневр не удался — Мариучча оказалась на полу. Поднять ее одной нереально. На пижаму набрасываю пальто и иду напротив, в пиццерию, просить кого-нибудь о помощи. Возле пиццерии на мое счастье стоят двое мужчин. Курят. Возле них о чем-то разговаривают их дамы. Объясняю мужчинам, что живу и работаю напротив и мне нужна помощь: поднять синьору. Не отказываются. Сразу идут за мной, поднимают Мариуччу, сажают на кровать и успокаивают, что ничего не украдут. В селе уже давно орудует воровская банда. Мужчины уходят, я вне себя от счастья. Мы с Мариуччей слышим радостные крики,шум от взрывающихся петард,смотрим на часы и сердечно поздравляем друг друга с Новым годом.
Сегодня понедельник. Мой последний поход на базар,располагающийся раз в неделю на сельской площади. Нужно купить курицу, сыру и яблок. Вначале подхожу к мясной палатке. Здесь работают очень приветливые отец с сыном. Итальянцы любят покупателей. Понимают, что клиентам всегда нужно угождать и делают это не подобострастно, а приветливо, по-дружески. Мне дают курицу и в подарок, как всегда, пакетик с картофелем фри; желают хорошей недели и передают привет синьоре. Затем иду к продавцу сыра. Его нет на месте. Покупателей пока немного. Холодно, да и рано еще. «Сырник» в стороне играет в рожок,зазывая клиентов. Улышав звук его рожка, сразу проникаешься к нему симпатией. Хочется сказать что-то доброе и обязательно купить у него товар. Сегодня беру для нас с Мариучей немного горгонзолы, сыра с плесенью. Свежий он очень вкусный. Мы его едим с кукурузной кашей. А девочкам (Мариучча всегда просит купить что-то и для детей) покупаю крешенцу, нежнейший подсоленный мягкий сыр. Продавца зовут Давидэ. Когда я подхожу к его прилавку,он всегда доверительно мне о чем-то рассказывает. Сегодня, например, он поведал пикантные подробности своего утреннего облачения. Пришлось надеть на трусы еще одни, шерстяные, затем он надел теплые длинные рейтузы и в конце-штаны. Его рассказ,казалось, должен меня шокировать, но Давидэ так непосредственно рассказывает об этом, что я улыбаюсь ему и радуюсь: он не замерзнет и обязательно продаст сегодня, в холодный январский день, свой замечательный сыр. Мой дальнейший путь — к марокканцам,за яблоками. Они появились в деревне не так давно, с год. Вначале очень старались, зарабатывая репутацию честных продавцов и потихоньку приглядываясь к покупателям: кого можно в дальнейшем обманывать, а кого -нет. Я попала в число последних, поэтому покупаю у них только семь яблок для Мариуччи. Остальные фрукты и овощи предпочитаю брать в супермаркетах, куда езжу на велосипеде. Там сама выбираю и сама взвешиваю. Напоследок прохожу через палатки с одеждой, где торгуют китайцы. Начались распродажи, и можно присмотреть какую-нибудь кофточку. Обычно выбор у китайцев на нашем базаре небольшой и неприхотливый, но сегодня удалось найти две симпатичные кофточки, которые продали подешевле. На вещах амбициозные этикетки: «Сделано в Италии».Сделано- то сделано,да не итальянцами, а теми же китайцами,закупившими брошенные итальянские фабрики,посадившими туда своих женщин, которые за скромную оплату целыми днями строчат вкривь и вкось разнообразный товар.
Стараюсь все детально запомнить. Лица, товар на прилавках. Этого в моей жизни уже никогда не будет.
Делаю еще два визита. Один из них к доктору за рецептами для Мариуччи. Доктор давно не интересуется ее здоровьем. Как-то даже обмолвился, что люди так долго не живут. Старушка при очередной необходимости услышать поддерживающие слова о том, что проживет еще лет пять, вызванивает другого врача, которому платит за визит сто евро. Тот снимает кардиограмму; слушает,нет ли хрипов в легких, рассказывает о своей маме и выписывает Мариучче витамины. Напоследок,радушно попрощавшись с хозяйкой, крепко жмет мне руку.
Следующий мой визит — в библиотеку, куда надо сдать последнюю прочитанную на итальянском языке книгу. Это роман Лусинды Райли «Свет в окне», о семье композитора Эдварда Грига. Что в нем выдумка, а что нет — не знаю, но роман интересный.Мне очень жаль, что возможности читать книги на итальянском у меня больше не будет. Тем более, что, приходя в библиотеку,я всегда встречала искреннее расположение к себе со стороны персонала.
В середине января приехала Мила. Можно было бы уехать в тот же день. Подруга просит остаться еще на два дня, и я остаюсь.
Помню состояние полного одиночества, горечи и чуть ли не отчаяния, когда Мила уезжала и оставалась я. С годами это ощущение никуда не девалось. Мы проработали вместе, заменяя друг друга, восемь лет. И каждый раз, когда я прощаюсь с ней, она испытывает болезненное чувство горя и отчаяния. Каждый раз,когда Мила перед отъездом в последний раз обнимает меня и потом уходит, я страдаю от разлуки и того, что меня ждет впереди. Через несколько часов это состояние уходит. Но перед разлукой чувство обреченности и одиночества очень угнетает. Мы, нуждаясь в поддержке друг друга, ходим обычно друг за другом по пятам. Когда уезжает Мила, по ее пятам хожу я; когда уезжаю я — все наоборот:по моим пятам ходит Мила. Непросто и Мариучче. За полгода она привыкает то ко мне, то к подруге. Кто ее знает, может, и она ощущает то же чувство обреченности, что и мы? В последний вечер она говорит, что ей очень жаль, что я уезжаю и что со мной у нее сложились особые отношения. Но я знаю: точь-в-точь те же слова она говорит и подруге, поэтому не льщу свое самолюбие.
Прощаюсь с родственниками Мариуччи «до июля».Почему-то не хочется говорить о своем невозвращении. Не хочется лишних неискренних эмоций, я итак от них очень устала. Не хочется и старушку травмировать сильнее. Со временем Мила найдет подходящий момент, чтобы объяснить ей, что я не вернусь.
Ухожу без сожаления, не оборачиваясь на дом. Жаль только подругу, ей сейчас очень тяжело. Наконец, больше не буду испытывать этого кошмара,когда уезжает подруга, а я остаюсь.
Сажусь в поездок и еду в Павию, откуда в автобусе отправлюсь домой. А дома будет то, что будет. Куда-нибудь да и вынесет меня Господь.
Свободное копирование
