Во главе университета стоял ректор П.А. Плетнев. Идеальный учитель русской словесности в 20-е и 30-е годы в женских институтах и при дворе, друг Пушкина, панегирический его критик, сотрудник, а потом и издатель "Современника", Плетнев попал в профессора словесности и ректоры чисто по протекции. В мое время он ничего уже не читал, а был лишь археологическою редкостью, в одном ряду со стоявшей в коридоре пушкою. Он представлял собою нечто совершенно безличное, слабохарактерно-мягкое, расплывчатое. Влияния его в делах университета как-то совсем не замечалось. Студенты относились к нему безразлично, именуя его "кривою коровою" - вследствие того, что какие-то язвы на боку заставляли его кривиться на сторону.
Кафедру древней истории после Куторги занимал М.И. Касторский.
Это был седой, как лунь, старичок с весьма длинным и узким черепом, так что голова его имела форму редьки хвостом кверху. Лицо его вечно пылало розовым пламенем, а на губах скользила такая лукаво-игривая улыбочка, как будто он готовился рассказать скабрезный анекдот.
Читал он лекции по ветхим тетрадям синего цвета, отмечая каждый раз ногтем место, до которого дочитывал. Несмотря на то, что, по словам Писарева (в статье "Университетская наука"), он разыгрывал, а не читал свои тетрадки, кряхтя и изнывая, когда герои его страдали или сходили в могилу, и придавая своей красной физиономии шаловливое выражение, когда героини спотыкались на пути добродетели, лекции его были крайне снотворны, студенты лишь изредка показывались в его аудитории, и хотя Писарев и говорит, будто была заведена очередь между ними для записывания лекций, но я что-то не помню этой очереди; зато хорошо помню, что к экзамену у нас не оказалось никаких записок. Мы решили отвечать ему по учебнику Смарагдова; так и сделали, и этого оказалось вполне достаточно: мы получали по полному баллу.
Писарев, между прочим, говоря о служебном усердии Касторского, замечает, что Касторский читал всякую историю, какую назначат, - то древнюю, то русскую, то новейшую, и что если бы ему поручили читать специальную историю Букеевской орды или Абиссинской империи, то это бы его нисколько не затруднило. И в самом деле, мы видим, что Касторский с 1839 по 1843 год занимал даже кафедру славянских языков. Вообще в те времена нимало не стеснялись вопросом о специальности, предполагая, что раз человек дослужился до генеральских чинов, то все равно - заставить ли его командовать войсками или управлять любым министерством, и точно так же - раз ученый муж получил степень магистра или доктора, то он с равным успехом может подвизаться на кафедрах начертательной геометрии или древнегреческой литературы.
Кроме Касторского, был еще в мое время историк НА. Астафьев, характеристику которого Писарев сделал в своей статье под псевдонимом Ковыляева. Псевдоним этот был обусловлен, конечно, хромотою Астафьева на одну ногу. Астафьев читал сначала среднюю историю вместо Стасюлевича, потом новую взамен Куторги. Писарев обратил лишь внимание на отсутствие всякой самостоятельности Астафьева, который среднюю историю читал по Гизо, а новую по Мерль-д'Обинье, а также крайнюю снотворность его лекций, но упустил при этом одно важное обстоятельство.
Астафьев не случайно и неспроста выбрал в руководители Мерль-д'Обинье. Он сам был таким же мистиком и пиетистом, как и его руководитель. У него была своя философская история, которую он проводил в своих лекциях. Так, он утверждал, что история человечества представляет собою периодическую смену эпох языческих и христианских. В языческие эпохи общества тонут в грубом материализме; люди помышляют лишь о снискании земных благ и удовлетворении низменных страстей. Когда же нравы доходят до полного разложения, происходит реакция в виде сильного религиозно-нравственного движения. Такою реакцией было христианство, явившееся оппозицией против разврата древнего Рима. Такое же явление, по мнению Астафьева, мы можем наблюдать и в эпоху Возрождения, которое было возрождением сначала древнего язычества со всею его распущенностью нравов, а затем - христианства в виде протестантского движения. То же усматривал Астафьев и в современной нам жизни: те же материализм, безбожие, падение нравов, в результате чего он предрекал новое возрождение христианства. Он мнил себя апостолом этого возрождения в силу чего, оставив в 1865 году университет, вместе с другими лицами положил основание "Обществу распространения Св. писания в России" и в 1869 году был избран председателем этого Общества.