Дневник 1721 - 32

На другое утро, 22-го, я продолжал путь от Каскова до Кипени, куда благополучно прибыл около полудня. Конюшни здесь вовсе не было, и я велел привязать лошадей у забора; даже не нашлось корыт, за которыми я отправил в ближайшую деревню драгуна с несколькими крестьянскими телегами, и пока он возвратился, прошло много времени. Овса нашлось довольно, но травы вовсе не было не только на станции, но и на 5 или на 6 верст в окружности. Поэтому очень пригодилась трава, бывшая у меня в повозке: я всегда на всякий случай брал ее несколько с собою, чтоб до получения свежей было чем покормить лошадей, которым без того овес бывает вовсе невкусен. Спустя несколько времени после моего приезда на станцию прибыл поручик с одним унтер-офицером и 12-ю рядовыми, которые сопровождали ее величество и теперь возвращались для сопровождения его высочества. Поручик этот приехал прямо из Петербурга и говорил, что ее величество благополучно прибыла туда еще вчера вечером, 21-го числа, и приказала ему приготовить для меня и моих лошадей помещение в 15 верстах отсюда, в Красном Селе (большой красивой деревне, принадлежащей царю), у тамошнего управляющего, потому что на станции ровно ничего нет. Он дал мне письмо к последнему и уверял, что я ни в чем не буду иметь недостатка, что там всего в изобилии по случаю приготовленного ночлега для ее величества. Поговорив немного и выпив по рюмке водки, мы расстались: поручик отправился далее с своею командою, а я вскоре также пустился в путь и благополучно приехал в Красное Село, где тотчас явился к управляющему, к которому имел письмо. Это был человек уже пожилой и очень обязательный: он принял меня с радостью и старался угостить как можно лучше. Прежде всего он велел поставить лошадей в конюшню и принести для них корму, сколько было нужно на то короткое время, которое я располагал здесь остаться, потом повел меня в красивую палатку, поставленную на большом дворе, где тотчас приказал накрыть стол и готовить кушанье, но покамест предложил мне трубку табаку, которую я принял с большим удовольствием, потому что в дороге охотно курю. Он был страстный любитель табаку, и мне очень приятно было выкурить с ним трубки две-три, несмотря на то что я уже порядочно накурился во время моей скучной езды. С нами был его сын, который провел несколько времени в Германии и говорил немного по-немецки. Узнав от людей мою фамилию, он спросил меня, не родственник ли я генерал-лейтенанту Берхгольцу, бывшему в русской службе, и когда услышал, что я сын его и был уже в России 7 лет тому назад, бросился ко мне на шею и сказал, что видел меня много раз, находясь в полку моего отца, что часто хаживал в наш дом и был в Новгороде, в земле казаков (Новгород-Северск (в Черниговской губ.)), когда хоронили там мою покойную мать. Между тем подали кушанье, до которого я поспешил добраться, потому что с самого утра ничего не ел. Вообще в дороге у меня славный аппетит и я готов обедать хоть десять раз в день. Но подойдя к столу, я увидел, что все кушанья постные (а русские посты гораздо строже католических, потому что запрещается есть яйца, молоко и масло). Блюд было множество (если русские угощают, то обыкновенно подают на стол втрое более, чем у нас), но из них были мне по вкусу только вареная в воде рыба и икра, приправленная луком, которой я не ел 7 лет. Я обратил, между прочим, внимание на одно странное смешение, которым занялся мой старый хозяин: он влил в стакан пива несколько ложек рыбного бульона и выпил все это с большим аппетитом. Сын его, считавший себя гораздо умнее отца, спросил с насмешкой, для чего он делает такую странную смесь. Тот отвечал, что этим способом согревает пиво, для него слишком холодное, и уверял, что такой напиток чрезвычайно вкусен и что он при случае всегда будет употреблять его; но когда сын не хотел этому верить, он поспешно приготовил еще стакан и принудил нас обоих попробовать свой состав, который был так вкусен, как удар по уху. После обеда я отправился в особую комнату, где для меня приготовили небольшую постель. Русские пуховиков вовсе не употребляют, по крайней мере очень редко, заменяя их большей частью набитыми тюфяками, на которые кладутся небольшая подушка и легкое одеяло. Людей моих вечером угощали ужином, но они еще менее меня могли удовольствоваться постным кушаньем.