Вскоре после нашего знакомства Бежар попросил нас с Тихомирновой давать класс артистам его труппы. Мы охотно согласились. И таким образом смогли в течение довольно долгого времени наблюдать один из самых интересных балетных театров мира, так сказать, изнутри и во всех аспектах. Бежар занимался в моем классе вместе с остальными танцовщиками.
Мои композиции сложны. Движения следуют одно за другим в быстром темпе. Это - класс мастерства. И могу засвидетельствовать, что хореограф был лучшим учеником по глубокому осознанию сути моей педагогики.
Кроме того, Бежар изумлял нас своей баснословной работоспособностью. За те восемь месяцев, что мы пробыли в Бельгии, он поставил двадцать восемь балетов! Декорации и костюмы к некоторым его спектаклям ему выполняли по эскизам Пикассо и Сальвадора Дали. Но часто хореограф сам выступал в роли художника. "Мы не настолько богаты, чтобы делать пышные постановки, - говорил он нам. - А тело выразительно само по себе...".
Свои балеты Бежар ставит как философ. В "Весне священной" хореограф в форме солнечного и одновременно жестокого мифа прославил пробуждение женского и мужского начал в человеке, их противостояние и оргиастический союз. Многие сцены весьма откровенны, но балет потрясал, вопреки всем предубеждениям, вольным или невольным. На спектакле рядом со мной сидел известный бельгийский балетный критик со своим сынишкой, мальчиком лет двенадцати. Я спросил его, не рискованно ли показывать ребенку такой спектакль. Критик ответил, что ни от кого в мире не удалось скрыть суть того, как рождается человек. Так пусть ребенок узнает об этом из уст высокого искусства.
"Весна священная" имела у холодноватой брюссельской публики огромный успех. Занавес открывался двадцать пять раз. Артисты чуть ли не полчаса выходили на поклоны. Правда, в прессе мнения критиков разделились. Одни безумно восторгались Бежаром, другие порицали его за эротику, за нарушение нравственных пределов, недопустимое на балетной сцене.
Любопытна и такая подробность. Бежар перед началом спектакля обычно выходит на сцену и обращается к публике, рассказывает ей о своих эстетических концепциях. Держится он непринужденно, расхаживает, жестикулирует, речь его блестяща, парадоксальна, поэтична. Иногда ему что-то выкрикивают из зала, он остроумно отвечает, чуть ли не каждое его слово идет под аплодисменты. Так, он очень интересно объяснял поэтическую суть балета "Болеро". Он считал, что музыка М. Равеля изначально ориентальная, но отнюдь не испанская. Она слишком знакомая и в то же время всегда новая в своей изящной простоте. Эта музыка символизирует женщину, гибкую, горячую, неизбежную. Это - роза, рожденная в цветущих садах Персии и перенесенная на Запад. "Роза Мистики", которую уже обожествили на Востоке и которую все еще отыскивают в утилитарной Европе...
Свободное копирование
