Над шаляпинскими уроками я задумывался и позже, когда стал регулярно ходить к моим друзьям в Мастерскую Драматического балета. Мне хорошо, легко, душевно было со старыми друзьями. Меж нами не легли ни зависть, ни недоброжелательство. Я был для них немножко "мэтр", но "мэтр" свой. Я им показывал, как дают классы Горский, Тихомиров, а они приобщали меня к той художественной концепции, которую неуклонно исповедовали еще со времен студии Мордкина. В Мастерской хотели воспитать "танцующего актера". И этим Драматический балет отличался от школы при Большом театре. В первой половине дня Иван Смольцов и Мария Николаевна Горшкова своим авторитетом освящали уроки классического танца. А вторая половина отводилась эксперименту.
Собственно, о том, чтобы воспитать "танцующего актера", всю жизнь мечтал и Горский. Два десятилетия возглавляя балетную труппу Большого театра, он пестовал новый тип танцовщика, который кроме профессиональной техники обладал бы музыкальностью и артистизмом - умением выражать художественный образ, заложенный в музыке, средствами танца и драматической выразительности. Но если Горский делал это, скорее, стихийно - на репетициях, в классе, то в Мастерской танцовщики впервые в балетной практике стали изучать "систему" Станиславского.
Много лет спустя, в воспоминаниях дочери Шаляпина - И. Ф. Шаляпиной - я прочел такое высказывание великого певца: "Костя Станиславский говорит, что с меня написал систему. Не знаю. Но я никогда не играл по системе... Мне кажется, по системе играть на сцене нельзя, вот в рулетку - можно"*.
* (Федор Иванович Шаляпин, т. 2. М., "Искусство", 1977, с. 68.)
Так вот в Мастерской уроки актерского мастерства вели актеры Художественного театра Серафима Бирман и Владимир Попов. От них я впервые услышал, что "система" - это не что иное, как путь развития актерского воображения, с помощью которого актер трансформирует свое личное "я" в сценические образы. "Объект", "общение", "логика чувств", "зерно", "перспектива роли", "сквозное действие" - эти элементы "системы" не что иное, как манки, расширяющие живительную актерскую фантазию. С помощью воображения актер способен воплощать на сцене "истину страстей" в "предполагаемых обстоятельствах", согласно известной формуле Пушкина о драматическом действии.
Серафима Бирман говорила, что нельзя играть результат, готовое чувство, получится штамп, "стандартное внешнее выражение чувства". Нужно осуществлять задачи, вытекающие из внутренних обстоятельств.
Тогда это звучало для меня откровением и укрепляло в тех уроках, которые я получил от Шаляпина наглядно. Между Станиславским и Шаляпиным не могло быть противоречия хотя бы потому, что великие реформаторы были убеждены, что "бессознательное" творчество никуда не годится"*.
* (Федор Иванович Шаляпин, т. 2. М., "Искусство", 1977, с. 67.)
Свободное копирование
