Мода на балетную научность, скороспелый и самоуверенный тон многих поучений, когда время настоящих новых балетов еще не приспело, были вредны, ибо приводили к обеднению и принижению таких непреходящих ценностей, как классический танец. Впрочем, все это осозналось значительно позже. А тогда реформаторы претендовали на открытие истин, которые откристаллизовались в эстетике советского и мирового балетного театра лишь годы спустя, из опыта отнюдь не безопасных дерзаний.
Но в ту пору мы жили и работали в атмосфере этих дискуссий и веяний. И они не могли не оказывать на нас влияния. И если на полдороге к профессиональным знаниям я не соскользнул в какой-то готовый стиль - акробатику или гротеск, не поддался ни "левым" фразам, ни веяниям моды, то обязан этим Большому театру, где проходил фундаментальную выучку классического танцовщика.
Жизнь в искусстве преподала мне мудрые уроки миролюбия и гармонии. Я понял, что и пластика, и акробатика, и стилизация различных движений имеют право на существование. Ереси в них нет никакой! Не нужно лишь ставить вопрос так, что одно непременно истребляет другое в кровопролитном эстетическом мятеже. Ради торжества акробатики или танца-модерн вовсе не нужно разрушать "Лебединое озеро" или "Жизель". Правда, я усвоил и другую истину. Пластика и различные стилизации открывают больший простор для дилетантизма. Если же артист овладеет всем богатством классической школы и координацией движений, ему станет подвластно все - и строгие академические балеты, и гротеск, и акробатика, и пластика. И я стремился к этой универсальности. Любопытно, что именно она впоследствии ставила в тупик некоторых рецензентов. "Строгие критики не хотят признать искусство Мессерера танцем. Они называют это акробатическим искусством. Пусть..."*.
* ("Наше эхо", 1930, 13 июля.)
Между прочим, эти "строгие критики" так отзывались о лучших моих концертных номерах - "Футболисте", "Пьеро и Пьеретте", "Танце с лентой" из балета "Красный мак". Но и я думал: "Пусть их!.." Тем более что не все они были такими твердокаменными академистами. "Мессерер соединяет в себе все танцевальные доктрины - старые и новые. Ему одинаково доступны и высшие проявления техники классического балета и последние достижения акробатического танца. Он одинаково совершенен и в гротеске и в балетной лирике. Он ищет приложения своему поразительному умению даже в той музыкальной области, в которой пиратствуют пластички (соната Брамса!)"*.
* ("Сегодняшние новости". 1930, 30 мая.)
Последняя фраза показательна. Танцевать на музыку Скрябина, Брамса, Дебюсси тогда считалось чуть ли не дурным тоном, достойным дилетанствующих "босоножек"...
Свободное копирование
