Самое смешное, что уже через год после описанного разговора у Лапицкого мы - Тихомиров, Иван Смольцов, Леонид Жуков и я - танцевали вариацию четырех кавалеров в "Раймонде". Трудность вариации заключалась в синхронности. Первый кавалер делал два тура в воздухе и застывал. Потом второй, третий, четвертый. Как ни разнились наши индивидуальности - чтобы получился ансамбль, все танцевальные виртуозности мы должны были исполнять в одинаковой манере. После туров мы делали по три пируэта и вновь застывали. "Стой! А то буду стрелять!" - говорят в таких случаях в театре. И мы каменели...
Вариация всегда вызывала горячий отзвук зала. Но опускался занавес, кавалеры (за исключением Леонида Жукова) холодно раскланивались со мной. И все возвращалось на круги своя... Приятели часто передавали мне те нелестные выражения, которые адресовались мне балетным руководством. Смысл высказываний был таков: до чего дойдет Большой театр, если мальчишки и девчонки начинают играть в нем чуть ли не первостепенную роль!..
Но я по-прежнему не собирался сдаваться. В старых балетах не все одинаково хорошо, и я не хотел рабски копировать образцы. Тем более мои новшества находили поддержку у молодежи. Да и роли следовали одна за другой.
В "Лебедином озере" кроме па-де-труа я исполнял также сольный венгерский и испанский танцы. В "Корсаре" - раба и пирата, партии ведущего танцовщика. А в любезном моему сердцу "Волшебном зеркале" мне поручили тирольский танец - па-де-труа, в очередь с Иваном Смольцовым, и роль Зефира. Трио мы танцевали с Абрамовой и Кудрявцевой в тирольской манере, весело, грациозно, получая удовольствие. А Зефира - с Марией Романовной Рейзен. У нее была слава красавицы, женщины-вамп, "пожирательницы" мужских сердец. Кто-то, кажется, даже стрелялся из-за нее. Леонид Жуков женился на Марии Романовне, и у них получился удивительный дуэт.
Но я по молодости лет колдовских чар прима-балерины не ощущал, и если страдал, то не от сердечных мук. В балете изображалась сцена в фантастическом лесу, когда Зефир сажал принцессу на плечо и держал ее минуты три, пока, рабочие меняли декорации. Рейзен была, что называется, "с весом". Со стороны это было, пожалуй, смешно - моя "чаплиновская" худощавость, а на плече дама во вкусе Рубенса. Правда, с поправкой на балетную "весовую шкалу". Позднее, когда Голейзовский поставил свою "Теолинду", чудесную пародию на балетную красивость, на всех этих "эльфов и цвельфов" (Маяковский), я отводил душу, шаржируя там Зефира. Летал, летал по сцене мифологический такой ветерок...
Свободное копирование
