Надо сказать, в те годы балетный артист не имел такой нагрузки, как теперь. Шло всего два спектакля в неделю. И труппа Большого театра тогда не выезжала на гастроли. Это не то, что в наши дни - одна группа отправляется в Латинскую Америку, другая в Испанию, а третья в Австралию... Поэтому артисты не знали такой дисциплины, как ныне. Сегодня класс для танцовщика непреложен, как восход и заход солнца. Какого бы ранга артист ни был, как бы ни поддавалось труду его способное или даже гениальное тело, танцовщик знает - окончательной победы над собой нет. С первого класса школы и до последнего дня в театре - потное, "мокрое" утро урока, присужденность повторять упражнения для рук, ног, корпуса, казалось бы, и без того совершенных, в угоду еще большему совершенству тела.
А тогда к этому черновому труду, к этому тренажу относились иначе. Солисты приходили в класс когда хотели. Чаще всего - два, три раза в неделю. Правда, Гельцер и Тихомиров занимались ежедневно. Танцовщики кордебалета и вовсе не утруждали себя уроками. Считалось так: в школе тебя обучили, ну и держи форму как можешь. Мне же пропуск даже одного занятия казался преступлением. Я чувствовал, как это сказывается на ногах, на технике. Поэтому я занимался каждый день. Если не было педагога, работал один, делал полный класс. "Никаких уступок себе!" - избрал своим девизом. Потом так к этому привык, что, когда Горский болел и подолгу не появлялся в театре, я занимался по его программе. И даже полюбил эти одинокие занятия. Никто не мешал пробовать какие-то части вариаций, менять их, импровизировать, усложнять, повторять.
Мое прилежание изумляло коллег. В театре надо мной даже смеялись. "Подумайте, Мессерер занимается каждый день! Что же это он так старается!"