Итак, я пришел домой к Леониду Алексеевичу в Леонтьевский переулок (ныне улица Станиславского). Он вытащил огромную корзину и, сказав: "Выбирай что хочешь", - ушел, чтобы не стеснять моей свободы. У Жукова был огромный гардероб. Я стоял над этими сокровищами, раздумывая, что взять.
Дело в том, что в то трудное, голодное время артисты подрабатывали, выступая в концертах. Их устроители платили не миллионами, ежечасно падавшими в цене, а "натурой". В концертах участвовали и ученики школы. Помню, в Наркомпроде я за свои танцы получил полпачки изюма, полпачки сахара и каравай хлеба. Пусть он был пополам с мякиной, но каравай, а не "восьмушка" по карточке. Иногда гонораром были галоши, туфли, отрез ткани, пачка гвоздей или, казалось бы, совсем немыслимая вещь - топор. Оплата зависела от того, какое ведомство, учреждение или предприятие приглашало артистов. А приглашения, надо сказать, сыпались со всех сторон. Гонорар, естественно, соответствовал рангу и известности артиста. Гельцер получала не одну пачку гвоздей и не один топор, а, допустим, пять. Эти вещи можно было обменять на рынке на дефицитные продукты.
Помню, уже будучи солистом театра, я вместе с Еленой Михайловной Ильюшенко ходил иногда на рынок, на Сухаревку, чтобы хоть понюхать сладкий запах каши. Дело происходило зимой, укутанные бабы сидели на кастрюлях, угревая их собою. Они меняли или продавали еду даже не в мисках, а ложками. И мы вдыхали вкусный пар...