Даже Леонид Жуков, тридцатилетний премьер Большого театра, уступал стареющему Тихомирову в "школе", в профессионализме. Уже тогда я замечал недостатки в его вращениях, турах в воздухе, которые он несколько скрадывал, в его прыжках, легких, но недостаточно правильных. Он был учеником Тихомирова, тот много ему дал. Но, вероятно, Жукову нужно было больше работать и чуть меньше лениться. Однако все эти балетные прегрешения искупались чудесным характером Леонида Алексеевича. Я его искренне любил. Он иначе относился к своему премьерству, чем другие танцовщики. Позы, дистанции, пьедестала не было. У него был веселый, легкий нрав, и какая-то веселая скромность. Красавец, любимец женщин, в том числе наших капризных прима-балерин, которые не чаяли в нем души и желали танцевать только с ним. Даже Гельцер, которая слыла привередливой партнершей! Действительно, Леонид Жуков в совершенстве владел искусством поддержки, был редкостным кавалером. Он возобновил старый балет Горского "Волшебное зеркало" и мне, ученику, поручил в нем партию друга Принца, с которой сам когда-то начинал в театре.
В гран па Принц с Принцессой исполняли большие сольные вариации, а два друга Принца танцевали вместе. Так что для ученика это была весьма ответственная роль. Второго друга в балете исполнял Иван Смольцов. Узнав, что ему придется танцевать в паре с учеником, он тотчас оскорбленно отказался. Тогда роль поручили Виктору Цаплину, недавнему выпускнику училища. И наш ансамбль получился даже лучше, чем если бы я танцевал с Иваном Смольцовым, - тот был значительно старше меня и выше ростом.
Солистка Большого театра Мария Николаевна Горшкова, подруга Анны Павловой, оставила обаятельный портрет Жукова в "Записках о моей жизни". Между прочим, она отмечала, что в танцах Жукова был "комедийный уклон", то есть врожденное чувство юмора, - дар, надо сказать, весьма редкий у артистов балета, а тем более у премьеров!
Однажды он сказал мне: "Если тебе нужны костюмы, приходи ко мне домой, я тебе дам". Я избегал актов благотворительности, но к Жукову пошел с легкой душой. Костюмы! По тем временам это был поистине бесценный дар, а тем более для неведомого миру ученика! Костюмы и в Большом театре переходили из поколения в поколение. Помню, свое первое "Лебединое озеро" я танцевал в костюме бывшего премьера А. Е. Волинина, о чем свидетельствовала надпись химическим карандашом на подкладке. А танец молодого пирата в "Корсаре" я исполнял в облачении своих предшественников - Леонида Жукова и Ивана Смольцова. Оба были статнее и выше меня на целую голову, поэтому костюм на мне зашивали чуть ли не вдвое. Представляю, что это был за вид! Штаны и бамбетка толстые, суконные, и вооружен до зубов - ружье, кинжал, пистолет... Голубую птицу в "Спящей красавице" я танцевал в туфлях Кякшта, что подтверждал все тот же химический карандаш, свидетель истории. У меня маленькая нога - тридцать восьмой размер. Заведующий костюмерной смотрел на мои ноги и "на глазок" прикидывал, чьи же туфли мне подойдут. Наконец, он говорил: "Если будешь хорошо танцевать, дам тебе туфли Кякшта". Георгий Георгиевич Кякшт был танцовщиком Мариинского театра и окончил свою карьеру в 1910 году. Возможно, его туфли остались от каких-то гастролей. Лишь в 30-е годы костюмы стали шить на определенных танцовщиков.
Свободное копирование
