Итак, я стал "питомцем Терпсихоры". Моя мечта сбылась. Но я действительно был уже взрослым и ясно сознавал, что вступаю в мир, где танец - мерило всех отношений. Времени для постепенного ученичества не было. Мне предстояло пройти школьную программу восьми лет по сути за год. Физически я был сильным. Это помогало переносить голод. А голод был самый настоящий: "восьмушка" хлеба в сутки. Голод и холод. Единственная "буржуйка" отапливала школьный зал. Сначала на нее ставили лейку со снегом. Потом талой водой поливали пол, чтоб не было скользко, и она тотчас замерзала лепешками.
Но "в этой скудности жизни", как писал А. В. Луначарский, "великим утешением для масс" были именно театры Большой, Малый и Художественный, где "75% дешевых мест и 50% более дорогих распространяется исключительно среди рабочих и красноармейцев". "Существование театров в Москве, - писал дальше А. В. Луначарский, - является важным для государства с международной точки зрения. Закрытие театров является как бы симптомом умирания культурной жизни в стране. Мне лично приходится каждую неделю принимать по поручению тов. Чичерина двух или трех иностранцев. Каждый раз они выражают свое удивление перед существованием и высоким уровнем нашего театра"*.
* ("Лит. наследство", т. 80. В. И. Ленин и А. В. Луначарский. Переписка, доклады, документы. М., "Наука". 1971, с. 159-160.)
Эти строки А. В. Луначарского я открыл для себя недавно, перечитывая восьмидесятый том "Литературного наследства", в котором собраны документы, а также переписка В. И. Ленина и А. В. Луначарского. И подумал, что факт моей личной биографии - вступление в школу Большого театра в тяжелейшем для страны 20-м году - тоже иллюстрирует историю. Искусство держалось на тех, кто не поддался отчаянию, "бесу уныния", бесплодным рефлексиям, но работал и работал! И их деяния и мужество подготовили восход новых имен, перебросили звук переклички от поколения к поколениям, от умов в умы...