День мой теперь был уплотнен работой до предела. Кроме общеобразовательных предметов мы изучали историю искусств, музыку. Именно в школе я постиг ее азы - стал играть гаммы и ганоны. Обрусевший француз мсье Понс учил нас фехтованию. А сын знаменитого клоуна Альперова занимался с нами акробатикой. Что же касается танцев, то все педагоги были знаменитостями Большого театра. Класс поддержки давали по очереди премьеры - Леонид Жуков или Иван Смольцов. Характерный танец преподавал Иван Емельянович Сидоров. Мимику вел выдающийся комедийный танцовщик Владимир Александрович Рябцев. Я видел его во многих ролях, но особенно он был великолепен в "Тщетной предосторожности", в роли Марцелины, матери Лизы. Эту партию он исполнял блестяще, с тонким юмором, публика беспрерывно хохотала. В женском одеянии, он и двигался, как женщина, кокетливо и изящно, держа руку с отставленным мизинчиком. Марцелина находилась на сцене почти все время - от первого до последнего действия. И в исполнении Рябцева эта мимическая роль (танцевал он немного, хотя и очень смешно) становилась едва ли не главной в балете. Так же блестяще он играл и Иванушку-дурачка в "Коньке-Горбунке". Следующие поколения исполнителей копировали его в этой роли, но превзойти не могли. Вообще на моем веку разве лишь один Александр Иванович Радунский мог приблизиться к нему. Все партии Рябцев исполнял почти без условных жестов. А если он к ним прибегал, то они служили как бы естественным продолжением балетной речи. Любопытно, что, будучи блестящим комическим актером, Владимир Александрович прекрасно играл и трагические роли.
Но рамки одних лишь балетных спектаклей, видимо, стесняли его, поэтому Рябцев основал свой Театр миниатюр, где в один вечер давались две-три маленькие пьесы. Я с огромным удовольствием ходил на эти спектакли. Театр Рябцева просуществовал несколько лет.
В школе он обучал нас мимике по старинной и очень смешной системе. Мы должны были свободно владеть мышцами лица, без конца тренировали их: изображая радость - улыбались до боли в щеках, горе - опуская уголки губ и поднимая "домиком" брови. Все это годилось, пожалуй, не столько балету, сколько архаичным театрам, где говорили нараспев и доминировала внешняя, техническая сторона игры. После спектаклей Художественного театра я не мог относиться к этим урокам всерьез, но и вреда особого они не приносили.