8 октября, среда. Утром пришла "Литературная газета" с моей статьей по поводу критики Щегловой. Статью буду еще читать, но сразу же обратил внимание на иное. Вчера вечером в антракте рассказывал Колесникову о статье Алены Карась, которую она написала о Любимове. Саша встал на ее защиту, дескать, надо было, наверное, написать быстро, а Алена может это сделать за один вечер. Я стал рассказывать, что моя покойная Валя в тот же день поехала бы к кому-нибудь из великих и сделала бы статью от его имени -- здесь честь и престиж газеты. Так вот сегодня, открывая "Литературку", сразу заметил -- о Любимове написал Виталий Третьяков, очень неслабо и безо всяких льстивых преувеличений. Фрагменты и отрывочки.
"Любимовская Таганка -- это был публицистический театр, то есть более политический, чем театральный. Потому он и фактически погиб после того, как политическая ситуация, в которой этот театр родился и внутри которой жил, против которой боролся и внутри которой только и мог расцветать, исчезла. Самый антисоветский советский театр -- вот секрет успеха Таганки Любимова. Такой театр мог процветать только при советской власти. С ее исчезновением он должен был рухнуть, что и произошло".
Текст, конечно, очень жесткий, почти, можно сказать, не к минуте, но такой отчаянно справедливый, что может стать образцом при наших театральных разборах. Впрочем, кто разбирает, критик, который заискивает перед театром и литчастью, чтобы они бесплатно пустили его на спектакль? Из знаменитых критиков, которые, чтобы быть свободными, покупали билет в Большой театр, я знаю только одного -- балетного критика Евгения Маликова. Но все же к Любимову и Третьякову. Еще один убийственный пассаж.
"До сих пор остается открытым вопрос, а была бы при всех выдающихся качествах Любимова так знаменита Таганка, если бы в ней не работал Владимир Высоцкий, всенародная известность и популярность которого превосходила тогда известность всех советских театров вместе взятых. Думаю, что нет..."
И последнее.
"Бесспорно, Юрий Любимов был любимцем своего времени и судьбы вообще. Чтобы войти в историю абсолютной легендой, ему нужно было бы умереть раньше. Ибо после исчезновения СССР дела для него ни в театре, ни в политике уже не было. Но он был слишком самолюбив и слишком успешен, чтобы допустить такое. Потому предпочел жить долго..."
До "Литературки" поступила еще одна новостишка. Ашот об этом написал мне так: "Взяли за жопу ректора МИФИ: тендерные шалости". Я посмотрел новостные каналы: "МВД подтвердило факт обысков в здании Национального исследовательского ядерного университета МИФИ. Обыски проводились у бывших и нынешних восьми сотрудников МИФИ различного уровня. Уголовное дело возбуждено по факту "необоснованного завышения стоимости строительных работ на одном из объектов МИФИ"", сообщает "Интерфакс". Обыскали, излагаю кратко, и кабинет ректора Стриханова, параллельно в "Роскосмосе" перерыли кабинет заместителя руководителя Федерального космического агентства Владимира Иванова. Владимир Николаевич с 2010 по 2011 год работал в МИФИ проректором по строительству.
Вечером был в Театре Российской армии. Впервые ехал на метро -- постепенно в Москве, как и в Париже, метро становится "в шаговой доступности". Столько лет возле пятиугольного театра торчала огромная башня, одна из тех, которыми "Метрострой" помечал свои строящиеся объекты. Достроили -- роскошная, прекрасно оформленная и просторная станция.
В театре давали "Царя Федора Иоанновича" Алексея Толстого. Постановка Бориса Морозова и его же сценография. Сразу же обратил внимание, все не без влияния знаменитого спектакля Юрия Григоровича. Сидел близко, наконец-то понял все извивы гениальной трагедии, все понял и все расслушал. Не обошлось, конечно, опять и без помощи Саши Колесникова, я у него вроде ассистента при его ревизии спектаклей. К сожалению, много в тексте лишь проговорено, внутренняя, дышащая разнообразными мотивами ткань трагедии рвется, превращаясь в текст. Сижу и внутренне все перевожу на "трагический": здесь бы голосов, да погуще, и смыслов поразнообразнее. Хорош был князь Шаховской -- Сергей Смирнов, и голос, и стать, и давит адреналин. Я принял и царя Ивана -- Николай Лазарев, -- но он несколько переозвучен интонациями Иннокентия Смоктуновского. Царица Ирина -- дочь Бориса Морозова, хорошо, что это бесспорно русский тип, но жидковато. Боже мой, какой гениальный текст, как все разработано и соединено, как аргументировано и современно! И Путин, и Немцов, и Болотная, и перебежчики, и купцы, которые представляются народом, посадским людом. Но каков театр, как все вычищено и вылизано, какие фойе и вестибюли, сразу видно, что армию снова финансируют. Зал был, к сожалению, заполнен наполовину, но я даже порадовался, что привели на спектакль солдат, уж не меньше роты.
