4 июня, вторник. Днем ездил в Институт -- как обычно, ничего хорошего не было. Мне в Институте всегда хорошо, когда я со студентами. На этот раз пошли вместе с Н. Барановой к Стояновскому за каким-нибудь вразумительным ответом по поводу нагрузки. Заочное отделение, прием в этом году сокращается на 60 человек, значит, нагрузка уменьшается. Совсем нет нагрузки у Михайлова и Агаева. Самид, как и положено по графику, вполне мог бы набрать семинар в прошлом году, когда практически его студенты ушли к Рекемчуку, но он, говорят, в Турции и уже мне сказал, что не хотел бы набором портить лето. Ректор своей волей исключил Агаева из списка экзаменаторов и оставил одного Михайлова. Между тем именно теперь я читаю агаевских студентов, и это очень неплохо, по крайней мере есть масштаб. Возможно, переданная команде нелюбовь к Агаеву ректора связана с тем, что на последних выборах он выставлял свою кандидатуру на должность, которой наш ректор так дорожит
Вечером опять читал дипломы. Заочники, конечно, пишут лучше, чем наши юные лоботрясы с очного отделения, и именно заочников наше министерство хотело бы извести. Правда, дадут больше мест на очное отделение, но это значит пристроить вчерашних одиннадцатиклассников, милых девиц, которые пишут, как под копирку.
Сегодня же в недрах бюрократической общественно-правительственной машины состоялось некое совещание по авторским правам. Несчастные писатели, в основном те, которые пишут литературу коммерческую, озабочены скачиванием их текстов через Интернет. Сергей Лукьяненко высказывается от имени сообщества: "Для писателей ситуация сейчас близка к критической. Если не будут приняты меры по борьбе с электронным пиратством, то наша великая литература умрет, так как писать книги люди престанут. Я об этом задумываюсь".
Я думаю, что в известной мере благодаря этому "скачиванию" эти деятели и приобрели такую известность. Я помню, как в начале перестройки наши толстые журналы, распушив тиражи на антисоветизме и эмигрантской литературе, подсчитывали свои гипотетические гонорары. Если бы, дескать, они стали коммерческими и если бы советская власть их отпустила в свободное плавание. Ну, отпустила, а где теперь эти непомерные тиражи? Все исчезло с оплатой по действительной цене бумаги, типографий и аренды помещений.
"О смерти литературы и крахе культуры говорила и известная писательница Татьяна Устинова". Здесь комментировать нечего, ни я Устинову, героиню тиражей, не читал, ни тем более она меня.
Свободное копирование
