21 мая, вторник. День распорядился так: утром в десять часов начался семинар, который закончился во втором часу, в три я проводил защиту дипломов, а в семь был в Большом театре на benois de la danse -- это итоговый концерт Всемирного конкурса балета.
На семинаре обсуждали довольно интересный рассказ Жени Былины с вычурным заголовком "Канцона". Здесь я применил новый прием: разделил семинар на тройки и каждой такой тройке дал редактировать по две страницы текста. Вот здесь ребятам пришлось внимательно читать и аргументировать, под пристальным вниманием всего остального семинара, все поправки и чужие ошибки. Я прекрасно понимаю, что каждый писатель в первую очередь должен быть хорошим редактором собственного текста
Так уж сложилось, что на защиту были представлены пятеро моих ребят и один студент Галины Седых. Трое -- Денис Дроздов с его книгой об Ордынке, Володя Репман с повестью "Взятие Варшавы" и Юра Суманеев с повестью "Надвое" -- получили по пятерке. Юра Суманеев, в котором талант писателя уживается с поисками делового человека, правда, сразу же у меня спросил, а где его повесть можно напечатать. Повесть его, конечно, очень хороша, наряду с замечательными сценами "голосов", которые мерещатся героине, есть еще и довольно по-журналистски написанные страницы. Катя Шадаева и Ирина Усова -- по четверке, хотя оба последних диплома почти годились, чтобы и им поставить высшую оценку. Саша Михайлов, который оппонировал Кате, кстати, просил для нее высшего балла. Я не поставил только потому, что стеснялся так привечать своих, а еще и потому, что Светлана Викторовна устроила, со своею нелюбовью к студентам, какой-то завистливый скандал по поводу оценок. Еще защищался парень Гали Седых с дипломом, в котором накручено было столько постмодернистских приемов и тем, что это могло бы стать учебником дурновкусия. Здесь и убийства, и педофилия, и гомосексуализм, и чего только нет. И за всем некий, но уже еврейский, Джойс и переперченный Пруст. Начинающим писателям иногда кажется, что приемы мировой литературы принадлежат всем. Начитанного парнишку, знающего несколько языков, совсем было запинали, я выступил в защиту его безудержной дерзости. Ведь наверняка предполагал, что будут ругать. В связи с этим вспомнил защиту куртуазного маньериста Вадика Степанцова, когда СВ. Михалков не принял его скромного, но с запахом эротизма диплома. Есть у меня и претензии к Гале Седых, которая, конечно, не справилась с парнем, а может быть, боялась прослыть консерватором и несовременной дамой. Любопытно, что в свое время я его к себе в семинар не взял
Вечером был в Большом театре. Саша Колесников подарил мне буклет нового тура конкурса -- огромную и довольно пухлую тетрадь. Здесь, в числе многих других, есть и моя фотография. На фотографии: мой сосед Бэлза, Саша Колесников и я. Саша позвонил мне накануне, и я, позабыв, что в Политехническом состоится вечер Евгения Евтушенко, дал согласие пойти на церемонию награждения.
Народ в театре был вполне балетный, но не прежний правительственный бомонд. Наша элита толстосумов вполне интернациональна, она потребляет модное искусство в непосредственной близости от центров комфортной жизни, в Лондоне и Париже. Я сидел в самом конце амфитеатра, передо мной висела люстра, и я видел, что все лампы на ней уже пыльные. Самым интересным и запомнившимся мне гостем была знаменитая переводчица американской и английской литературы Татьяна Александровна Кудрявцева, уже очень немолодая женщина. В ее послужном списке и "Унесенные ветром", и Драйзер, и Апдайк, и многие другие американские классики. Потом я видел ее на банкете в знаменитом Атриуме. Там ее сразу усадили на стул. Я не вытерпел и подошел, чтобы сказать ей несколько слов.
В этом году, как мне кажется, все было посильнее, чем я видел в прошлом. В русской части публики были недовольны, что дали звание "лучшего танцовщика" не нашему Валерию Лантратову. Было много интересного в хореографии и в работах танцовщиков основных оперных сцен мира. А потом, в самом конце гала-концерта, объявили "па де аксьен" из восстановленного на сцене Большого театра несколько лет назад Лакотом балета Петипа "Дочь фараона", и стало очевидно, что никаких новшеств в классическом балете не нужно