16 ноября, вторник. Напрягся, сам погулял с собакой, сделал зарядку. Утром хотел пойти на семинар Е. Рейна, но в Москве были такие пробки, что запоздал к десяти, а потом обсудили с Е.Ю. Сидоровым вечер Полякова, и когда я поднялся по лестнице на кафедру творчества, то как раз увидел, что по другой лестнице в 11.15 уходит Е. Рейн, уже все быстренько закончил. Но здесь счастливо подвернулся И. Ляпин, и я отправился к нему.
У Игоря уже 4-й курс. Студенты у него не очень разговорчивые. Стихи о природе и лете, написанные так, будто девочке лет сорок. Вряд ли это будет выдающийся поэт, но она уже сейчас работает корректором и редактором. Значит, как минимум будет хороший редактор. Ищет истоки, "не видит лица родного". Не универсалия, а частые сравнения и сюжеты. Пошел стиль неточной и приблизительной медитации, которая всегда производит некоторое ложное впечатление: будто бы за этим что-нибудь стоит. Впрочем, девочки на семинаре все хороши -- все говорят о длиннотах, о традиционном для наших студентов унынии. Поток рифм и строф, может быть, и хорош, но где одно стихотворенье?
Игорь Ляпин точно говорит о необходимости вносить в поэзию элемент сугубо личного, если даже хотите, -- судьбы. Я, естественно, тоже ввязался и поговорил на свою старую тему: не копайте литературу, копайте в первую очередь себя.
Следующим читал Олег Павлов, еще один О. Павлов, который живет в Норильске и говорит, что не занимается политикой. Стихи у него современные, политизированные, острые и очень ясные.
Мой собственный семинар посвящен рассказам В.Чуркина. Пишет Вадим удивительно прозрачно и точно. Именно те детали, какие надо, и с той силой выразительности, какая следует. Как обычно, опросил почти весь семинар. Провел летучее "голосование": "хорошо", "средне", "плохо". Показал, вернее, вместе выяснили силу деталей -- они-то как раз пом-нятся. Что меня в рассказах Вадика смущает: он маргинал и из своего подпола вылезать не хочет. Где-то здесь он похож на многих современных писателей: даже никакой попытки приподнять повествование он не предпринимает. Рассказы интересны даже не главным героем, в большинстве случаев это Вадик: Вадик играет в компьютерную игру, Вадик варит курицу, Вадик трахается, а в это время у него болит зуб, интересен фон, мелькание современных типов, точные детали. За десять минут до окончания рабочего дня парень садится на велосипед и ровно в четыре оказывается возле часов проходной: и точно, и не придерешься, и себя не обидел. Очень смутило меня, что мои ребята плохо читают повседневные реалии жизни. Например, никто не знал, для чего везут вагоны со щепой -- варить целлюлозу.
Долго, как духовная антитеза времени со стороны другого искусства, рассказывал о фильме Андрея Звягинцева, который посмотрел вчера вечером. Здесь и новый характер, и духовный подъем. Это не просто фильм. Что бы наши снобы-кинематографисты ни говорили -- успех в Каннах -- это не ошибка.
Вечером из почтового ящика достал "Труд" со статьей Любови Лебединой "Табаков "обтартюфился". Заголовок говорит сам за себя, хотя и грубоват, как "обос...ся". Значит, не только я люблю и высоко ценю русский национальный театр, с его движением характеров и уточнением каждый раз смысла. Лебедина вспоминает и о знаменитом спектакле с Любшиным и Вертинской двадцатилетней давности. Теперь цитата, в которой смысл статьи, этими словами статья, впрочем, и заканчивается: "МХАТ имени Чехова снял из своего названия слово "академический", но если в дальнейшем в нем будут ставиться спектакли, подобные нынешнему "Тартюфу", то придется, может быть, подумать и о снятии слова "художественный"".
