Еще поселившись в Томске, я стала каждый свой День рождения фотографироваться. Две фотографии, где я одна, были посланы Исаю в армию. А с 1964 года мы снимались уже с ним вдвоем. Одна из таких именинных парных фотографий пришлась и на время моей беременности. Исай там сидит худущий, а я с шишкой волос в "беременном", специально сшитом, платье на седьмом месяце с растолстевшими губами и какой-то неуловимой полуулыбкой, но видно, что довольная жизнью. Да, тогда мы как-то успокоились и были довольны друг другом. Я была углублена в себя, Исай почувствовал, что он будущий отец семейства. Он, когда работал во вторую смену и не было занятий в техникуме, помогал мне по дому, стирал, используя стиральную доску, а если я задерживалась в институте, то варил, убирал в очередь с Галей комнату. Я же помогала ему в учёбе - наряду со своими эпюрами вычерчивала и его задания по техническому черчению.
На пору моей беременности в декабре 1966 года пришлось распределение в институте по местам будущей нашей работы. Деканатом был объявлен список мест, куда распределялись молодые специалисты. На нашу группу пришлись Ижевск, Рубцовск, Казань, Владивосток и, конечно, близлежащие города и Томск. Первоочередниками в распределении были лучшие студенты. Вычислялся средний балл по сданным экзаменам, и, в соответствии с результатом, выстраивалась очередь "за местами". У меня был средний балл 4,3. Но я не составляла конкуренцию в группе, потому что сходила в деканат и попросила отдать для меня место в Хабаровском политехническом институте, которое сначала было ушло к "промэлектроньщикам". На него была одна претендентка в той специальности, как выяснилось после распределения, но ее средний балл был немного ниже моего.
Конечно, обычно стремились распределиться на запад страны, но Томск готовил кадры для Востока и Сибири, поэтому западная часть страны почти не присутствовала в списке рабочих мест для сибиряков. Я же все время стремилась вернуться в Хабаровск, поближе к родителям, потому что жизнь в заснеженном по полгода, полном старых, малоблагоустроенных домов, с плохо налаженным транспортом Томске для меня была все же тяжела. И еженедельный поход в баню, (а сейчас с животом обязательно в сопровождении Галины), и стирка в общественных прачечных, и вся эта полная монотонного быта жизнь с преодолением непонятных другим людям мелких трудностей, начинающихся с раннего утра. Путь в институт, полный опасности - не упасть, не поскользнуться, хождение по институтским лестницам, катастрофическая нехватка времени на выполнение рутинных обязанностей... И поэтому - зависимость: от обстоятельств, людей, состояния протеза, даже времени года. Все это (и многое-многое другое) изматывало и выбивало слезу досады - ну за что мне все это? Ведь никому из нормальных людей ничего это даже не ведомо, а у меня это забирает столько жизни и не дает ей радоваться. А тут еще приближающиеся роды, которые несли с собою еще больше физических напряжений. Поэтому я и рвалась поближе к Маме и Папе в надежде на помощь.
(В голову не приходило, что все мои проблемы уедут к маме и папе вместе со мною, и справляться с ними до конца жизни мне придётся самостоятельно).
На распределении в нашей группе произошло вот что.
До распределительной комиссии в группе состоялось собрание, где мы обсудили места и договорились между собою, кто что "берет", чтобы не было на комиссии недоразумений. Таня выбрала Владивосток, Нэля - Казань. («У меня там тётя живёт»). Единственный город до Урала, вожделенный для многих, был единогласно отдан среднеуспевающей Нэле. Причины? Её жалели. Она была не очень везучей по жизни, а недавно ещё и похоронила отца. Но Нэля (по среднему баллу) шла после Тани на комиссию, и вышедшая с распределения Татьяна готовой войти в аудиторию Нэле на ходу вдруг сообщает, что выбрала Казань. Ошеломленной и растерянной Нэльке пришлось соглашаться на Владик, хотя она ни сном, ни духом туда не хотела, и «знала бы - лучше бы в Томске осталась», - как потом говорила она.
Мы все были возмущены Таниным поступком. Ведь наши отличники, стоящие первыми в списках, Тане бы Казань не уступили. Получается, что та просто воспользовалась предоставившейся возможностью "отхватить" лакомый кусок.
Таня и Нэля до этого входили в дружественную группу, где кроме них была финочка Рита. Риткино возмущение ("Почему ты так сделала? Ведь договорились же?") было так сильно, что она потом долго (как и Нэля) не могла простить Таньке эту подлость. "Мне мама все время твердила - жить стремись поближе к западу", - так отвечала Таня.
Меня это, по существу, предательство тогда страшно поразило: своя в доску Танька задумывает коварный план воспользоваться альтруизмом группы, направленном на неудачливую близкую подругу, чтобы получить то, что в других обстоятельствах ей ни за что бы не досталось!
После окончания института Нэля, так и не примирившаяся с подругой, уехала во Владик, там быстренько получила открепление и вернулась в Томск, стала работать на электроламповом заводе, потом в ПТУ при этом же заводе, а в начале восьмидесятых с мужем и дочкой перебралась, кажется, в Калининград, где я ее и потеряла.
Таня в Казани вышла замуж, родила двух дочек, ушла с завода, где работала, из-за заболевания почек и стала домохозяйкой, надомницей-вязальшицей на спицах. Года через два после окончания института мы с нею восстановили связь и долго переписывались. Потом замолчала и она.
Свободное копирование
