Перед вторым семестром второго курса у нас закончилась отработка на заводе, и с нового 1964 года мы стали уже стопроцентными студентами.
Незадолго до окончания нашей трудовой деятельности на заводе ввели новый цех, куда постепенно переводили все линии из старого здания, а чтобы рабочий процесс не прерывался и для выполнения плана, работать приходилось в три смены. Ночные отработки особенно были тяжелы. В три часа ночи было так трудно сидеть на этой монотонной операции. Мы с Галей-напарницей и пели, и рассказывали друг другу про наши отношения с мужчинами - она про своего мужа, с которым уже была в разводе, сына Женьку, я - про Исая. Но сон все равно одолевал, и иногда на получасовом перерыве для "обеда" мы укладывались тут же в темном полупустом, еще незаполненном станками огромном цехе, на полу, чтобы перебить дремоту.
Нельзя сказать, чтобы с окончанием заводского периода у меня прибавилось времени – теперь вместо смен на заводе начались полноценные (по 3 пары) ежедневные занятия.
Осваивался чертёжный зал в главном корпусе ТПУ, напоминающий огромное конструкторское бюро. На выдаче «уголков» и других инструментов для черчения стояла худая и сухая женщина, строгая и ворчливая, как вся обслуга студенческого быта и учебного процесса – библиотекари, лаборанты, секретари деканатов, «чертёжницы». Мы к ним привыкали, а если они почему-то исчезали (заболевали, увольнялись), то как бы ни раздражались на них за вечно недовольный вид, обязательно интересовались: «А где?...», и огорчались, если оказывалось, что человек здесь больше не появится – уволился, надолго заболел, Значит, надо было привыкать к новому человеку, "наводить мосты"…
Попасть в милость к такому работнику – это хоть немного облегчить собственное неприкаянное студенческое существование. Например, библиотекарь могла придержать для тебя пользующийся спросом учебник, которых на всех не хватало. Секретарь деканата, если ты являлся зачем-то к декану, не просто отмахнуться – «вышел!», но посоветовать, когда и во сколько можно начальство застать, и даже выслушать тебя и проконсультировать, кто твой вопрос решит и без декана, но самым благоприятным образом. Ну, а если к тебе благоволит «чертёжница», то выданный для работы уголок точно будет не расхлябанный и с выверенным прямым углом, а в случае надобности - планируешь немного запоздать к открытию зала - накануне можешь попросить: «Вы вон с того кульмана не убирайте ватман, я завтра должна дочертить, но вдруг задержусь...» - и ещё месяц назад недоброжелательный взгляд смягчается – «Хорошо!»
В обиход вошёл тубус, количество тетрадей в сумке возросло, и забраться в переполненный автобус или трамвай для меня стало ещё сложнее. Я уже не говорю про трудности с перемещением между парами - в самый пик студенческого броуновского движения в Томске. Постепенно входил в эксплуатацию Главный корпус ТИРиЭТа на площади Революции, но часть занятий продолжало происходить в корпусах ТПИ – на улице Усова, возле Лагерного сада или в Главном - все здания многоэтажные, с многочисленными лестницами, высокими аудиториями. И, понятно, в бюро расписаний и знать не знали о проблемах студентки на протезе, которой за 20 минут между парами нужно было добираться из одного корпуса в другой по заснеженным, скользким улицам и одолевать эти лестницы.
Но хотя бы высыпаться стала!
Свободное копирование
