76. ДЕВОЧКИ-СТУДЕНТКИ - 3

Вошла в наш круг и Таня. Среднего роста, чуть полноватая, с соломенными, коротко стриженными прямыми волосами, мягким овальным лицом, выпуклыми губами и круглыми серо-голубыми глазами – Таня не была красавицей, но было в ней что-то очень располагающее, и нам она сразу пришлась по нраву. Искренняя манера разговора, хорошая эрудиция, ум, улыбчивость, демонстрация нежелания кого-то за что-то осуждать…

В предыдущем году Таня, студентка, старше нас на курс, была отчислена из института, как уволенная по 33 («отмороженной») статье КЗОТа с "лампочки" - у Тани сложились "перпендикулярные» отношения с мастером, которые, в конце концов, и завершились увольнением с завода.

А причиной была довольно обычная студенческая история: «серьезный» роман с однокурсником, который завершился разрывом с «подлецом» и трёхдневным пребыванием в акушерской клинике. Оглушенная первой жизненной неудачей, Таня тогда часами лежала у себя в комнате в глубокой депрессии, отвернувшись к стене, перестала ходить на работу и в институт. «Подлец» из института отчислился и уехал в родной город. Спустя полгода родители помогли дочери восстановиться в институте. История постепенно затихла – да она и была не первой и не последней в нашей студенческой среде.

Таня была славная девчонка, но себе на уме. Она почти сразу же сделалась четвёртой в компании Рита-Неля-Тоня. Старше нас, испытавшая уже кое-какие жизненные неудачи, Таня не чинилась, не строила из себя опытную диву, не была разбитной. За её весёлым голосом всё же чувствовалась некоторая взрослость, снисходительность, но тон она взяла верный: «да, я уже кое-что знаю, но это ничего не значит, я всё равно своя и ничем от вас не отличаюсь». И это тоже к ней нас тянуло.

Меня с нею связывали приятельские отношения, хотя в тот круг четверых я не входила. "Изменяла" она девчонкам, по-моему, потому, что у меня всегда были деньги, и, значит, даже за день до выдачи стипендии со мною можно было сходить в столовую. В Тане успешно сочетались прагматизм и вполне общежитинская натура: терпеливая, смешливая, открытая. Школу она закончила с серебряной медалью, но в институте, вероятно, как и мною, выбранном не продуманно, учеба давалась ей не очень легко; особенно она ненавидела черчение, у нее были постоянно "хвосты" по всем предметам, где надо было чертить чертежи.

А деньги у меня водились вследствие бережливости. Мамино воспитание ("по одёжке протягивай ножки") сослужило мне хорошую службу.

Пока мы работали (до конца первого семестра второго курса), особых напрягов с финансами не было. Но вот когда стали истинными студентами…

Стипендия  -  тридцать два рубля, да восемь рублей (пятьдесят процентов от пенсии по третьей группе инвалидности) мне платило государство.

С пенсией по инвалидности дело обстояло так. Для третьей группы, установленной мне мед.комиссией, пенсия устанавливалась из расчёта 30 процентов от дохода (заработной ли платы, стипендии ли – не важно), но не менее 16-ти рублей. Но для назначения пенсии трудовой стаж (или учёба в институте) инвалида должен был быть не меньше года. Я и подалась в райсобес в первых числах сентября 1963-го года - ровно через год после зачисления в институт - со справкой, что являюсь студенткой с 1 сентября 1962 года, и трудовой книжкой, где день начала трудовой деятельности значился 1 октября. Подожди я месяц и возьми справку о доходе на «лампочке», пенсия могла бы быть существенно выше. Но, к сожалению, я ничего в этом не «петрила», а райсобесовские работники, поглядев в трудовой, что у меня ещё нет года трудового стажа, похоже, блюли государственные деньги, как свои, и не сочли нужным мне посоветовать – «приходи через месяц со справкой с завода». Мне и назначили минимальную положенную пенсию, да ещё и с выплатой только 50-ти процентов, как работающей. Тем не менее, от государства я получала больше, чем кто-то в нашей группе – аж 40 рублей. Да ещё и родители присылали ежемесячно по десять-пятнадцать рублей. Но все мои письма домой в пору, когда мы стали «чистыми» студентами, содержали в открытой или закрытой форме жалобы на безденежье.

Городским нашим одногруппникам было, конечно, не в пример легче: питались они дома. Остальные жили на стипендию и помощь родителей. Финансы у всех пели романсы.

И денег катастрофически не хватало, хотя еда тогда стоила дешево. В студенческой столовой на 50 копеек можно было прилично пообедать. В рестораны мы тогда не ходили - это было дорогое удовольствие. Наибольшая роскошь - это после сдачи очередного экзамена завалиться в пельменную на Ленина, вблизи нынешнего ЦУМа.

Тогда "Пельменная" представляла собою компактненькое деревянное зданьице; в зал с несколькими столиками вела вниз маленькая, в несколько ступеней, лестница. Посетители зимой входили вместе с клубами пара с улицы. В углу вешалка, в противоположной стене - амбразура раздаточной. На каждом деревянном, покрытом салфеткой, столике графинчик с уксусом, перец, соль, горчица. Пельмени, сделанные вручную, целенькие, не разваренные, с бульоном, со сметаной, с маслом. Загрузишь поднос тарелкой с порцией пельменей в бульоне, расположишься за столиком и кайфуешь: сначала тщательно выхлебаешь бульон, выбеленный сметаной, закусывая его хлебом, покрытом тонюсеньким слоем горчицы. Уже не испытывая первого чувства голода, приступаешь к основной вкусности. Сначала в столовую ложку наливаешь из графинчика уксус и пристраиваешь ложку в тарелке так, чтобы она не опрокинулась, затем чуть присыпаешь пельмени перчиком, а уж только потом берёшь на вилку пельмешек, окунаешь его в уксус и отправляешь в рот. И так, не торопясь, смакуя, все пятнадцать-восемнадцать штук.

Обычно из пельменной выходил с «чувством глубокого удовлетворения» и блаженной сытости. Но стоило это удовольствие от рубля и выше, да на дорогу нужно было потратиться. Поэтому выход в пельменную – это было вроде праздничной трапезы: в будние дни там не бывал, разве только от большой какой удачи, например, сдав курсовую работу, или когда получил стипендию, а предыдущую ещё не успел всю растратить.Позже, когда в Томск приехал Исай, это заведеньице стало нашим любимым местом: тепло, светло, сытно, народу мало...

(А потом, когда пельменная стала железобетонным стеклянным зданием, куда набивалось масса народу, в две-три очереди выстраивающаяся то в кассу, то к раздаточной, а столы пластмассовые, не убранные, а посетители нередко под градусом, некоторые в пальто, свет тусклый, и часть светильников не горят - эта пельменная так разительно стала отличаться от той, времен 60-х годов, что заходить туда стало испытанием для нервов - до того было жалко прежнего уюта этого студенческого пристанища. Сейчас это обширное, заставленное столами помещение "общественного питания". Никому и в голову не придёт идти туда специально - так, заскочить на ходу, перекусить, зимой погреться).

У студентов деньги идут на еду, транспорт, посещение концертов, кино, театра, на многочисленные дни рождения, складчину в праздники. Мне иногда удавалось скопить на то, чтобы по дешевке перекупить платье или кофточку у девчонок же из группы. Хотелось же какого-то разнообразия в одежде, а в те годы плоховато было с нарядами, такая в магазинах серость была! А мне ещё и недосуг было по магазинам искать новую одёжку – я по-прежнему кучу времени тратила на перемещение по городу и противостояние с малодоступным транспортом...