Второй курс до нового года был похож на первый: учеба, завод. После каникул мы снова собрались в нашей комнате, только Лора и Лида места в общежитии не получили: сессию сдали не важно, на тройки. Они сняли вдвоём хибарку, и мы временами к ним ходили в гости. Рита, Римма, Тоня, я и Неля снова жили вместе. Шестой нашей соседкой стала Алла - одна из самых заметных девушек группы. "Красавица, спортсменка, комсомолка" - это все о ней.
Ладная фигурка, широкие бёдра и небольшая, но задорно, клювиками вперёд, выступающая грудь, каре из шатеновых волос, чудные раскосые глаза и всегда несколько повышенный, как бы готовый захлебнуться в восторге, - голос. Привлекала она к себе сразу. Современная, независимая, безапелляционная, всех поддерживающая и ко всему подходящая оптимистично.
Но… девочки её не любили. Не сразу, постепенно, проявилась одна Аллина особенность - самодовольство. В восхищённых словах, восторженных интонациях у неё недостатка не было, но никто не мог похвастаться или припомнить, чтобы Алла сделала для кого-то что-то хорошее. У неё был свой круг друзей-туристов, байдарочников, альпинистов. Возможно, в походах она была и самоотверженной, и прекрасным товарищем… Возможно! В нашем же кругу был лишь высокий восторженный голос, бодрость духа, восхищение на словах и ни одного предложения кому-то помочь: в учёбе ли, в финансах, в других наших женских делах. С нею нельзя было поделиться заботой или радостью: она всё воспринимала с блестящими глазами, с восклицаниями: «Да что ты?» или «Надо же!», - и на этом её участие заканчивалось. Разговор можно было закруглять – Алла начинала разглагольствовать и удивляться несуразности ситуации (если требовалась какая-то деятельная помощь), дескать, она бы ни за что в неё не попала, потому что – то-то и то-то, а она – не дура. Или громко начинала восхищаться и преувеличенно удивляться, если с нею делились радостью. Восторги часто были так несоразмерны сообщению, что собеседник начинал подозревать Аллу в неискренности, в том, что она не очень-то и вслушалась в тему, а немереный восторг демонстрирует от равнодушия, а не от сочувствия.
К соседкам по комнате она относилась снисходительно и не очень-то церемонилась. Как-то я была свидетельницей такой сценки: она стала развешивать выстиранное шелковое белье на верёвочках, растянутых по комнате. Сначала повесила над своей кроватью, но увидев, что с лифчиков и комбинаций на одеяло каплет вода, передвинула бельишко, так что оно оказалось над кроватью соседки, приговаривая при этом: "Марго подарочек - пусть не вредничает!"
На первом курсе наши парни так и роились около нее. Еще бы! Точеная, с тонкой талией фигурка, миндалевидные глаза, моднячая стрижка, живость и готовность обсуждать любую (постороннюю) тему, ум - все это вроде должно было гарантировать ей успех, и на первых порах так и было, но уже к лету среди наших парней у нее видимых поклонников не было, да и девчонок она раздражала готовыми советами по принципу: "чужую беду руками разведу".
Она первая из девушек нашей группы после института защитила кандидатскую диссертацию, хотя училась далеко не лучше всех. Аллу преследовала упорная неудачливость при сдаче экзаменов: накануне она всех уверяла, что все у нее схвачено, но с экзамена приходила со злыми слезами: "Ну, знаю же, а рассказать не могу". Ее манера излагать ответ напористым высоким голосом и при этом допускать небрежности в деталях («Ну, конечно, я же это имела в виду! Это же понятно!»), вероятно, раздражала экзаменаторов, и отметки в зачетке скорее отражали эмоции преподавателей, чем степень знания предмета студенткой.
Я с нею одно время сдружилась. Ходили вместе в кино, она занимала для меня стол в библиотеке, чуть-чуть меня курировала. Но и меня надолго не хватило. Может быть, я была к ней не справедлива, но наигранность её поведения, подчёркивание (так мне казалось) неувядаемого оптимизма – отталкивало. Хотелось душевности, искренности, а не плакатного – «всё у нас получится!» Нечуткость, возможно, и моя собственная…
Последней каплей стал эпизод, когда Алла, возвратясь с похорон отца, рассказывала: «Знаете, девчонки, я там не пролила ни слезинки». Вот уж чего я не могла понять – не плакать, хороня отца, а потом ещё этим и «хвастаться». Возможно, Алла и не имела намерения показать свою душевную стойкость, а делилась с нами своим состоянием, удивляясь ему, ища объяснения. Но мы были молоды, понимали всё буквально и, когда Алёна вышла, взорвались негодованием: «Как так можно?!» (Это вскрикнула наша маленькая Рита – выразительница общекомнатного пуританского мнения).
Прошли годы. Алла осела на Кавказе, работала до недавнего времени в одном из институтов преподавателем. У неё издано много учебников. Сын в Америке. Есть внуки. Всё славно. И именно она лет пять назад решила собрать хотя бы виртуально всю группу (тех, кто отзовётся), создать альбом с фотографиями и биографиями. Мы охотно отозвались на призыв, и сейчас время от времени переписываемся, поздравляем друг друга с праздниками или днями рождения и горюем по уходящим.
Аллина энергия и оптимизм снова нас соединили, и порой я думаю - что-то мы в неё не разглядели тогда, пятьдесят с лишним лет назад.