Зоя, подав документы в педагогический, (принесла документы поздновато, мест в общежитии для абитуриентов уже не было), продолжала жить в нашей комнате, мы с нею умещались на одной кровати.
Постепенно я начала осваиваться с новым бытом. Мелкие постирушки мы устраивали в умывальной комнате, грея воду в чайнике на электрической плитке, одолженной у соседей-студенток. Чтобы утром не ехать или не идти за несколько кварталов в столовую, стали с вечера запасаться кефиром в бутылках и булочками. В первый раз со дня операции я сходила в общественную баню и, к удовольствию своему, узнала, что там есть «номера» - то есть не надо было идти в общее отделение. Выяснилось, что при бане есть прачечная, где можно было при необходимости основательно постираться. С питанием дело постепенно налаживалось: обнаружилась неподалеку от общежития заводская, а значит - сравнительно дешевая столовая. Осваивались ближайшие виды транспорта и остановки. В городе ходили автобусы и трамваи, и вот последний-то вид был самым доступным, дешёвым и удобным – трамвайные пути пересекали наш центральный район, где находились корпуса политехнического и общежития, - вдоль и поперёк. И ему была посвящена одна из студенческих песен, услышанная нами в один из вечеров из коридора: «Последний трамвай, старый знакомый, опять тебя услышу сквозь сон…» Остановка «Политехнический» находилась почти под нашими окнами.
Как-то мы с Зоей возвращались рано утром в общежитие – днём было дорого да и невозможно дозвониться по межгороду, а Зое надо было переговорить с родителями, поэтому мы встали в пять утра и отправились пешком на главпочтамт. Возвращались уже при солнце, и на вахте общежития дежурившие парни-студенты иронически нас прищучили: «Бледновато выглядите, девушки!» Приняли нас за гулён. Ох, как мы с подружкой разозлились: во-первых, несправедливо, а во-вторых, «какое вам дело, как мы выглядим!» Было крайне досадно, что про нас могли «такое» подумать! Сказывалась внушенная посёльскими нравами мораль: «Не давай повода для худой о себе славы».
Скорлупа уже треснула, но цыплёнок был ещё сырой и из скорлупы выбирался с трудом.
Начались вступительные экзамены с сочинения. Выбрала я тему по «Молодой гвардии» и получила тройку. (Щёлкнула меня по носу судьба за переписанное выпускное сочинение – «Вот твоя истинная оценка!»)
И меня это задело - стыдно, уж на четверку-то могла бы написать. И хотя я грозилась завалить экзамены, чтобы был серьёзный повод уехать домой, а всё же с провалом вступительных экзаменов мне, золотой медалистке, возвращаться в посёлок было не с руки.
Я на совесть перечитывала взятые с собою учебники, ходила на консультации и там, на консультациях, поражалась некоторым абитуриентам. В нашем классе я была одной из первых учениц, и это давало основание для самоуважения: пусть я знаю и не все, и не блестяще, но школьный курс освоен вполне прилично, а в сравнении с одноклассниками – так даже и отлично. И вдруг я вижу своих сверстников, свеженьких выпускников других школ, но с такими вопросами к консультанту и о таких материях, что глаза у меня сами лезут на лоб: я и представления об этих вещах не имела. Но как я бы могла блеснуть знаниями в литературе, истории, искусстве, музыке, то есть по предметам, которые интересовали меня и книги по которым я читала в огромных количествах, так эти «вундеркинды» (парни, в основном) знали физику и математику.
В нашем потоке были два москвича – нервный, высокий, длиннолицый парень и толстенькая, совершенно матрёшкинского вида девушка. Почему они поехали поступать в Сибирь из столицы? Можно только гадать. Но до чего же это были подкованные, интересные ребята! По манере вести себя, по уверенности в своих знаниях, по задаваемым консультантам вопросам для меня они были не досягаемыми…
А мне бы, дурёхе, уже тогда спохватиться и одуматься - куда я иду, но "так и только так!" - и я продолжала идти по не своей дороге.
Свободное копирование
