По окончании ремесленного училища в 1960-ом году Исая распределили работать на завод «Энергомаш», расположенный в самом Хабаровске. И тогда же он поступил в школу рабочей молодёжи – получить восьмилетнее образование. Обучение в ремесленном в образовательный «стаж» не засчитывалось, и свидетельство об его окончании не позволяло даже поступать в техникум. Одним словом, он прекратил занятия в нашем клубном хоре. Ушла оттуда и я – школа и новые привязанности на хор времени не оставляли. И когда на другой год Исая призвали в армию, я снова в хор вернулась.И вот тогда-то я познакомилась еще с одним человеком, который повлиял на мою дальнейшую судьбу - Ниной Поповой (Нинэль, как она представилась). Полноватая, симпатичная, со светло-русыми пушистыми волосами, веселая и независимая. Она только что закончила Томский политехнический институт и была по распределению направлена на наш завод инженером по вакуумным установкам.
Я перешла в 11-й класс, через год надо было поступать куда-то учиться, а я так и не определилась.
Меня потрясло событие, связанное с полетом Гагарина, почему-то захотелось быть к этому причастной. В поскольку слова "достижения электроники" в связи с этим полетом повторялись наиболее часто, то я и начала настораживаться на все названия институтов, включающих в себя слово "электро". В Хабаровске таких институтов не было. Да, честно говоря, мне и не хотелось после школы оставаться в Хабаровске. Хотелось вырваться из дома, где царствовал мамин диктат, из поселка, где все было настолько знакомым и надоевшим. За 17 лет, кроме поездки в Курск с Мамой в 1947 году, я нигде не была, желание посмотреть другие места гнало меня из родительского дома. Мы с одной одноклассницей (вместе как-то увереннее себя чувствуешь) даже написали письмо в Новосибирский институт связи и получили благоприятный ответ, но встреча с Нинэль повернула меня несколько вбок. Нинэль так интересно рассказывала про город, про Томский политехнический, про студенческую жизнь, про театр МИП, про поэтические вечера в Лагерном саду, что я решила ехать в Томск и поступать на ту же специальность, которую и она окончила: "Электронные приборы" на радиотехническом факультете ТПИ.
Это было ошибочное решение. Поняла я это рано, чуть ли не на первом курсе. Но учеба мне давалась сравнительно легко. Не пониманием, так зубрежкой, (а на свою память жаловаться было грех), я могла одолеть многие науки. Даже те, к которым и душа не лежала душа и голова была закрыта.
Физика не входила в число любимых предметов. Надо сказать, что их - любимых - у меня и не было. Нравилась математика. Но, как выяснилось позже, в институте, высшая абстрактная математика с моим логическим мышлением давалась плохо, хотя на экзаменах я получала неизменные четверки. "Плохо" - данном случае означает то, что когда я ею занималась, то не воспринимала предмет как целое, цепочкой тянущееся знание. Одни разделы давались легко, но некоторые просто не входили в голову, не запоминались надолго, не понимались, как откровение.
Все знания, что когда-то вошли в мою голову осознанно, когда при узнавании нового я испытала некий "кайф", как-будто разум вошел в резонанс с новой информацией, и она улеглась в мозгу строго на свое место, а не шарилась по углам, где бы прилечь - все это запомнилось надолго, и надо было какого-то толчка извне, чтобы я вспомнила и была готова объяснить и доказать это знание. Другое же запоминалось по ассоциации с чем-то, но в основном это было запоминание нового в гуманитарной области. То же, что я не понимала, заучивалось мною формально и без подпитки (повторения) забывалось довольно быстро.
В химии я в основном увлекалась опытами, теорию заучивала, не вклиниваясь в суть процессов. История в школе тоже не раскрылась. И в этом, конечно, не моя вина, а учителей. Нельзя преподавать историю, как последовательность тех или иных событий. Грамотный учитель должен давать историю в контексте её влияния на нашу сегодняшнюю жизнь, показывать, как данное историческое событие отразилось на сегодняшнем дне. У нас же выделялась лишь «роль личности в истории», а поход Чингисхана, например, – только как «татаро-монгольское иго». Почему «иго» и что бы было, если бы его не было?.. И лишь став довольно взрослой, я начала по-настоящему постигать тесную связь исторических событий, логику их наступления и протекания, роль «случайностей» в этих событиях и пресловутую "роль личности в истории".
Легко давался английский язык - так легко, что со своей установкой на преодоление трудностей я не могла понять, почему отличница Эльза Афоничкина, учившаяся пять лет в одном со мною классе (дочь директора нашего завода, уехавшая из поселка, когда ее отца перевели работать председателем хабаровского Совнархоза), после окончания школы, по слухам, поступила в Хабаровский пединститут. Это было даже как-то не солидно: имея "золотой" аттестат, так "дешево его разменять" - учительница английского! (Другого поприща для владеющих иностранным языком я не знала. Могло ли мне придти в голову, что отец, возможно, готовил дочь для дипломатической карьеры! Или хотел видеть дочь переводчиком иностранной литературы... Я и слов-то таких вместе составить не могла. А что без родителей в выборе этого института для Эльзы не обошлось - это без сомнения).
Литература, конечно, мне нравилась, но не в рамках школы. За годы учебы я перечитала столько книг и на такие разные темы, что могла бы держать экзамен по истории литературы. Начиная от греческих мифов и кончая последними ремарковскими романами - все прочитывалось. Я увлекалась кино, выписывала "Советский экран" и прочитывала его от корки до корки. Выписывала "Юность" и тоже зачитывала ее до дыр. Была записана в три библиотеки поселка и везде брала по несколько книг. Читала очень быстро и очень много. Но, кроме специальности учителя по литературе, я не знала других точек приложения этой тяги к чтению. Не знала я, что можно поступить на искусствоведческий факультет, филологический, изучать историю культуры, стать переводчиком… Да мало ли где еще можно было работать, кроме как в технике! Нет, я, как зомби, настроилась на "инженера" и шла в технику, как приговоренная к закланию овца.
И никто из более знающих, опытных взрослых не надоумил меня, не рассказал о тех возможностях, которые передо мною открыты - выбирай, только не ошибись. Не преодолевай трудности в приобретении знаний в той отрасли, которая тебе не по зубам, где приходится «брать» не интересом, а терпением, настойчивостью и зубрёжкой. Выбирай своей дорогой то, что тебе легче всего дается или что тебе всего интереснее. В первом случае ты можешь сравнительно легко добиться успехов, быстро вырасти; во втором ты будешь просто счастливым человеком, потому что будешь заниматься любимым делом, тем, к которому у тебя призвание, а это - огромная удача в жизни: реализовать данный тебе талант.
В общем, жизненный кругозор мой был очень узок. Не помогали ни чтение, ни любознательность. Голова и понимание были закрыты для тех горизонтов, которые передо мною раскрывались. Более того, те, которым я больше всех доверяла, мои родители, не будили во мне желания занять хорошее, достойное место в жизни. Мама вообще образование рассматривала единственно для того, чтобы заработать на пропитание и «сносную» жизнь. Ее не интересовали ни карьера, ни достаток в семье, обеспечивающий свободу наилучшего исполнения собственной жизни и жизни своих детей: комфортное жильё, необходимые для быта и отдыха вещи, возможность развития способностей и кругозора, поездки. А для меня... Чтобы я уехала из дома куда-то одна - да об этом и речи быть не могло: "Хорошо, если окончит наш вечерний техникум при заводе да устроится тут же, на завод, поближе к нам. Как она без нас?!" (Мама, похоже, вовсе не придавала значения моим отличным отметкам почему-то. В школу не вызывают, как других родителей, и то ладно. Не помню я её похвал, в отличие от Папиных... Мало того, она сама как-то пошла в школу на меня жаловаться - по дому ей мало помогаю. В пятом классе это было. И наша классная - Любовь Ивановна, математичка - помню - кусала губы, увещевая меня, а я стояла меж нею и Мамой, понурив голову - провинившаяся).
Когда мы с сестрой покинули родительский дом, получили образование и не требовали уже таких затрат, как в детстве, а они с Папой перешли на пенсию, то высвободившиеся деньги Мама стала складывать на книжку, иногда вдруг тратя приличные суммы на покупку ковров и прочих, вообще-то, не самых необходимых вещей. Она так и не приобрела вкуса к жизни, и деньги представляли для нее самостоятельную ценность. Папа был полностью с нею согласен. Эта добрая душа никогда ей не перечил (себе дороже). Иногда, правда, у Папы вдруг взыгрывало тщеславие, и он, например, побуждал меня пойти учиться в аспирантуру, не совсем даже представляя, что это такое. Просто он мечтал, как в кругу приятелей вдруг бы сказал: "А моя Нина стала кандидатом наук!" - для него это было бы верхом блаженства.Но помочь мне определиться он тоже не мог - так же не знал , куда дочери направиться. Да и жена одёргивала - "куда она без нас?"
Увы, мы (Галя, я, наши мужья) вышли из семей не притязательных, с очень низкими жизненными потребностями, и сами такими же были в ту пору, когда у нас были все возможности завоевывать место под солнцем в соответствии с подаренными нам судьбой «саженцами» (талантами), но мы этим временем распорядились довольно бездарно.
Я вообще полагаю, что жизненный старт имеет в человеке (с нормальной жизненной энергией, а не как у Обломова) решающее значение. В какой среде человек вырос – это крайне важно...
Свободное копирование
