Но протез осваивать было надо. Это у меня было и на сознательном, и на бессознательном уровне. Он высвобождал руки: даже портфель в школу на костылях донести сложно. На протезе в магазине можно было делать покупки, в библиотеке выбирать на полках книги. (Да не перечислить, как ограничивают костыли твои возможности!) Он не создавал проблему – куда его пристроить, пока ты находишься в покое: костыли постоянно с грохотом сваливались, стоило лишь их опереть о стенку. Он не натирал подмышек и не делал тебя похожей на нахохлившуюся птицу. Он позволял двигаться с кем-то рядом, не рискуя отдавить ногу спутнику. ОН СНОВА ДЕЛАЛ ТЕБЯ ПОХОЖЕЙ ОБЛИКОМ НА ОСТАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ. И вот эта последняя причина для меня была (неосознанно) самой главной. Я хотела быть, как все.
Уже взрослой (много в жизни переосмысливается и формулируется задним числом) я поняла свою проблему – я не хотела становиться членом меньшинства.
Это слово только лет десять как появилось в общем употреблении. Меньшинства… Они бывают по различным признакам – расовому, национальному… Нетрадиционная сексуальная ориентация, инвалидность – всё это тоже выводит человека из круга обычных людей и вталкивает в круг меньшинств. И существование меньшинств в цивилизованном обществе – проблема. Охлос, традиционалисты меньшинства не терпят. Причины разные. Не моя задача тут их исследовать. А государству – забота: сдерживать охлос и обеспечить меньшинствам «права человека»…
Инвалид (да любой представитель меньшинств) ощущает эту свою невольную вину перед обществом и опасность, исходящую от охлоса, и многие по мере сил пытаются себя закамуфлировать: «Нет-нет, я ничем от вас не отличаюсь, не обращайте на меня внимания». Таким образом, отталкивая от себя возможность оказаться изгоем. Ещё не сложившийся человек (подросток) особенно верит в эффективность такого поведения. Иногда оно приносит хорошие плоды – по крайней мере, закаляет волю: пытаясь ни в чём не уступать большинству, прилагая неимоверные усилия, человек выходит в жизнь с крепкой нервной системой и не боится ставить перед собой, казалось бы, не решаемые в его положении задачи. «Сильный человек» - говорят про такого. А причина вот в этом – стремление не отличаться от большинства.
Ну, ладно. Что-то меня увело в сторону.
Моё желание освоить протез диктовалось и этим собственным подсознательным желанием – не выделяться, и ещё «подогревалось» одним обстоятельством – Маминым полным неприятием женской инвалидности. Выяснилось это гораздо позже (для меня выяснилось, не для неё). Один пример: как-то (это было в 2000-ом году, Маме уже было 80 лет) я ей пожаловалась на мужнину скверную выходку. И услышала: «Скажи спасибо, что он тебя такую взял, и у тебя законные дети».
Выросшая в крестьянской семье, где женщина должна нести физическую нагрузку наравне с мужчинами (одна из часто повторяемых ею поговорок: «Муж любит сестру богатую, а жену – здоровую»), Мама в первую очередь ценила в женщине лошадиное здоровье и выносливость. И, похоже, я всю жизнь была для неё сплошным разочарованием – тяжёлый труд мне был не по силам. Моя голова, упорство, мои успехи в учёбе – всё это было «прилагательным», существительным же было – ни полы помыть, ни мешок перенести, ни лопатой поработать… И когда стало выясняться, что быстрая смерть мне, похоже, не грозит, Мама стала меня настраивать «не раскатывать губу» на жизнь нормального человека. Возможно, она боялась моего разочарования в жизни и последующих неврастений… не знаю. Но я была поставлена в известность, что рассчитывать на брак со здоровым парнем мне не приходится («Может, какой инвалид тебя возьмёт»). И детей своих навряд ли я буду иметь («Если только кого усыновишь»). И вообще – в жизни я должна руководствоваться её, Мамиными, установками, и тогда можно ожидать, что проживу "не хуже других". И лучше, если бы жила рядом с ними, родителями, потому что сама в жизни устроиться не смогу. Всё это ненавязчиво и постепенно в меня втолковывалось с небольшими поправками в течение всей жизни, а началось формулироваться вот в этот первый год моей безногости.
И да, я поддалась – раз так получилось, рассчитывать на нормальную жизнь не приходится. И смирилась – любить меня никто не будет, семьи не будет, артисткой не буду, в другие места выбраться не смогу – куда я на протезе! Мама всё правильно говорит.
И этот год был годом нашей с Мамой крепкой любви и дружбы – одна у меня надежда: родители.
Пружина сжималась. И когда-то она должна была распрямиться.
Свободное копирование
