2 августа 1941 года
Сегодня я вернулся из Труняевки, из этой «добровольной» ссылки.
Я открыл дверь квартиры, бросил в комнате рюкзак на пол и помчался в коридор — звонить Ане. Боже, помоги мне! Сделай так, чтобы она еще не успела уехать в этот Свердловск!
К7-73-22 — я набрал шесть знакомых цифр, ее номер, и держал трубку до тех пор, пока соседка не сделала мне замечание. А потом сел, чтобы отдышаться, потому что я ведь не стал ждать трамвая, а бежал быстрее ветра, думал, что так выиграю время.
Поздно вечером я снова повторил свои звонки, — дождался, когда обитатели нашей большой «вороньей слободки» улягутся на покой и коридор опустеет. Но результат был тот же — длинные гудки, и никто не снимает трубку там, у Ани. Когда вернулся в комнату, родители подняли свои головы с подушек и спросили: «Тебя кто обидел? На тебе лица нет!»
«Тебя кто обидел», словно я маленький... Кто? Да вы же и обидели, сослали в Труняевку. Жаль, что я все-таки не мог вас ослушаться, воспитан в великом уважении к родне, особенно к родителям. И еще жаль, просто очень жаль, что родители не понимают, когда их власть начинает походить на самое настоящее насилие над личностью человека, по сути уже взрослого.
Ночью я тихонько вышел в коридор и снова позвонил... Я в полной мере начинал осознавать, что никого не рискую разбудить в квартире номер сорок девять дома один... Я бы сразу опустил трубку, если б они ее сняли, не стал бы их будить дальше. Но они не ушли на работу или в гости: теперь ночь! Там просто никого нет! Они уехали, уехали, и они увезли мою девочку! Какие же мы подневольные люди, как зависим от обстоятельств, от среды, еще от кого-то, от чего-то! От инерции... Проклятая инерция! Аня должна ехать с ними, я должен уезжать от нее... Все это насильственно, и так больно, будто куски отрывают от моего сердца, и нет выхода.
Я и дальше продолжал звонить в ее пустую (пустую!) квартиру, и мной все сильнее овладевала тоска. Она росла и росла, она хватала меня за горло, за душу, и от нее некуда было деваться. Но приказать себе: не звони больше, не терзайся напрасно! — я не мог и не хотел. Мало ли что бывает? А вдруг они по какой-то причине вернутся?