14 мая 1941 года
Лучше бы я ничего не видел и не слышал, чем стать свидетелем очередного выговора, который Ира буквально прокричала в коридоре Ане:
— До конца учебы осталось чуть больше месяца! Скоро все разлетятся кому куда, в разные стороны! Ты бы хоть подошла к нему, когда он один стоял в спортзале, когда упал со шведской стенки! Подошла бы и сказала по-человечески: «Прощай, Коля, дай твою руку — ведь мы с тобой никогда больше не увидимся!» И тогда бы он, конечно, ответил: «Нет, давай встречаться!» Но ты даже не выразила ему сочувствия, когда он с этой стенки так упал! Не удивляюсь, что у него столбняк в отношении тебя никак не проходит! Нет, я ни капли не удивляюсь!
Не думал, что Ира окажется такой чуткой ко мне. Лицо у нее... какое-то непонятное! На нем так и написано об интересе к интригам, сплетням, к школьным «новостям»! Передача писем, советы таким, как мы, неоперившимся, а там — сиди и смотри, как все занятно получается, — своего рода театр! По крайней мере, когда она передавала мне письмо от Ани, а потом (дважды!) заходила за ответом, то вся ее физиономия так и маслилась от любопытства, и это выглядело неприятно. И вообще — она в коридоре вечно с кем-то шушукается с видом заговорщика. Прямо Екатерина Медичи местного масштаба, интриганка из старинной Франции,
Впрочем, Бог с ней. Может быть, я и не прав. Но вот ее премудрое замечание насчет моего столбняка — все это точно, все это я вынужден признать за истину. Просто такое нервное состояние у меня. Действительно, вроде своеобразного столбняка. Из-за этого я веду себя как девчонка. А Нюра, в нашей ситуации получается, должна играть роль парня... Нет, меня давно пора в цирке показывать! Только там! На Цветном бульваре!