Только ты - 27

13 мая 1941 года

Бюро состоялось сегодня, после уроков, противного тринадцатого числа. Лида Котова, секретарь комсомольской организации школы, спросила Аню:

 —   Каким образом ты нахваталась вдруг плохих оценок? Прежде не было! Расскажи нам, как это могло получиться!

 —   Слишком много учила по Конституции и поэтому запустила учебу.

Это Аня ответила, очень кратко, и в ее голосе не было никакого волнения. Мне даже послышалась какая-то веселая беспечность. Может, чисто внешняя, чтобы «не показать вида? Мне, мол, и море по колено!»

—   Сколько «посов» будет у тебя в четверти, если постараешься?

Это Лида спрашивает.

А мне очень не по себе. Можно ли, реально ли за две — три недели, что остались до конца четверти (и года!), исправить пять «плохо»? Но Аня совершенно спокойно отвечает, что, мол, у нее будет только три «поса»... С тремя «посами», хоть это и не очень почетно, но в комсомол принимают, это  —  пожалуйста... И поэтому Лида ждет уточнений;

 —  Обещание обещанием, а как ты его будешь выполнять? В какие сроки и в какой последовательности сдавать? Имеются ли дома условия для подготовки? Где и как выполняешь домашние задания, не мешает ли кто? Есть ли свой отдельный письменный стол, полка для книг? Сильно ли загружена хозяйственной работой? Ну, стиркой, уборкой квартиры?

Ну и ком вопросов, они из Лиды прямо как горох высыпались!

Совсем неожиданно за Аню вступился Юра Трусов из нашего класса, хоть никакого заступничества пока не требовалось: вопросов было много, но они  —  простые, домашние. Аня и с мыслями не успела собраться, чтобы ответить Котовой, а Трусов и поторопился.

 —   И чего к человеку привязались?  —  буркнул он.  —  Человек ведь уже ответил! Объяснил существо вопроса! Обещает, что все исправит, значит все исправит. Вообще-то верить надо людям!

Заступничество парня за девушку, как я это понял, «заело» нового члена нашего бюро, молоденькую учительницу начальных классов:

 —   Да, глазки — то она умеет строить мальчикам! Вон, защищает ее Трусов! А оценки-то  —  плохие!

Не успела эта новенькая дурочка закончить свою несправедливую, злющую фразу, как Аня взорвалась вдруг, как бомба!

Эта учительница работает на первом этаже, причем совсем недавно пришла в нашу школу, и к нам, на третий этаж, ни разу не поднималась. Видимо, Аня знать ее не могла. Поэтому!

 —  Что?! Какие глазки?! Как ты смеешь, нахалка! А у тебя сколько «плохо»? Ты просто безответственная болтунья!

Мама моя родная... Видимо, Аня приняла ее за школьницу старшего класса. Все сначала рты разинули, а потом их прорвало и, сквозь дружный хохот, объяснили Ане, что она оскорбила учительницу.

Конечно, если бы я мог предположить такое, увидеть хотя бы во сне такое, я бы решился, я бы сел с ней рядом и успел бы дернуть ее хоть за рукав, что ли. Но разве за ней успеть?! Такая стремительная реакция! И такой, оказывается, буйный нрав! А теперь каково?

Так и по дисциплине могут вкатить «пару»! Годовую! К счастью, все обошлось. Но этим Аня обязана только самой себе, потому что и Трусов, и я растерялись, просто опешили, не знали сперва, что и сказать. Через минуту я, стараясь во что бы то ни стало опередить Трусова (а он уж и рот было открыл!), обрел дар речи и заявил, что Аня Гудзенко первый раз на таком собрании, да еще и по такому поводу, неприятному для нее. И, вполне понятно и простительно, что нервничает, и каждый бы на ее месте... Но Аня меня перебила — мы, мол, и сами с усами. Она оказалась инстинктивным дипломатом! Она улыбнулась, слегка пожала своими плечиками, извинилась самым милым образом, и ее не только извинили, но тоже поулыбались  —  в знак ободрения. Чтобы, значит, не падала духом, активно бралась бы за учебу? Каково?

На этом мои волнения на бюро закончились. Да, именно мои, а не ее: она, по-моему, сохранила олимпийское спокойствие, за исключением, конечно, сногсшибательного выпада против учительницы.

Наверное, это домашняя избалованность? Или  —  природная храбрость? Или  —  остатки детства!