В Жигалово

Летом 1939 года  несколько дней мы ждали пароход на берегу Лены  у пристани  посёлка Усть-Кут.   Было тепло, и ночевал весь многочисленный табор  под открытым небом. Ночной ветерок отгонял мошкару, при свете костров  будущие пассажиры ужинали, укладывали ребятишек, и до рассвета  вели неспешные разговоры  о жизни. Сибиряки – народ общительный.

Детям было раздолье. Целыми днями они играли на берегу, строили  сказочные замки из песка, бродили  у берега по прозрачной воде. Стаи  юрких мальков, словно маленькие тёмные змейки, щекотали ноги,  от прикосновения мгновенно разлетаясь в разные стороны, и так же быстро снова окружали  малышей  со всех сторон.
   
Однажды я  нашла пустую бутылку, в которой дно было вдавлено во внутрь.  Тут я  вспомнила, как  совсем маленькой  плавала с мамой на лодке  за рыбой. Тогда  к моим ногам сыпалась серебристые ельцы из морды*, имевшей форму бутылки, только большой больше меня ростом. Аккуратно выбила камнем часть дна, сообразила заткнуть горлышко, накрошила хлеба и стала ждать улова.

 Я и так, и эдак   крутилась вокруг  самодельной маленькой верши, и добегалась.  Почувствовав в пятке острую боль и  увидев, что вода вокруг ноги становится красной,  я заорала, сколько было сил. Мой визг перепугал родителей, и папа, выхватив меня из воды, бегом понёс в здравпункт.

Молодая  девушка в белом халате  пинцетом долго ковырялась в ране, но никак не могла вытащить осколок. Несколько раз папа и фельдшерица менялись местами, От моего рёва дрожали стёкла в кабинете, у отца заметно тряслись руки, но трофей из пятки достал всё же он и гордый передал меня маме... 

Если бы не тот злополучный осколок стекла, я бы и  не запомнила то лето,  название  посёлка и весёлых  людей, среди которых оказались мои двоюродные брат и сестра. Через пятнадцать лет Нина вспоминала, как замерло всё  людское стойбище, слушая вопли пятилетнего ребёнка.

 *Мордой  называлась верша, сплетённая из прутьев с приманкой внутри.