Вероятно, в аэропорту Пулково маялась, бегая из угла в угол, наша мама. Воспользовавшись «блатом», я попросил передать в Ленинград успокоительную информацию: была воспитанная десятилетиями уверенность, что люди, встречающие, ничего там не знают, «не положено»...Но времена начинали меняться, и вскоре в здании аэровокзала Пулково прозвучало:
— Полежаеву Людмилу Ивановну, встречающую рейс восемь шесть семь восемь за тридцатое июня из Львова, просят подойти к справочному бюро.
К справочному бюро кинулись все, кто в тревоге ждал этот рейс. А Людмиле Ивановне дали трубку, и диспетчер аэропорта сказал ей слова, которые были необходимы всем встречающим.
... У выхода я сказал стюардессам:
— Девочки, с вами летать — одно удовольствие. Давайте, в следующий раз махнём куда-нибудь в Мадрид, Говорят, чудесный город. — И заработал в ответ совсем не приклеенные улыбки. Старый неугомонный пижон. Трепло.
Было спецсобеседование в укромном зале аэропорта. На выходе стоял солдатик, и, наконец отпущенные, мы вручали ему листочки-пропуска. А он нанизывал их на примкнутый штык карабина. Ну, чистый Смольный в семнадцатом. В зал прибытия мы спустились с противоположной стороны. В зале металась туда-сюда наша мама. Мы подошли, незамеченные, почти вплотную, и я сказал вполголоса:
— Чего бегаешь?...
Самое удивительное, что после всех этих приключений мы успевали ещё и на значившийся в наших билетах рейс Ленинград — Кировск: он был отложен на четыре часа «по погоде в Кировске» , где, как затем выяснилось, в тот день ярко сияло солнце при любезной моему сердцу температуре плюс девять. Неисповедимы были пути аэрофлотские! Жаль, уже не полетаешь. А то бы — в Мадрид...
Я сказал дочке:
— Помнится, что-то было обещано в качестве награды в связи с блестящим окончанием медфака?
— Было обещано зарубежное путешествие.
— Вот видишь, я умею держать слово.
— Я никогда в этом не сомневалась. А Стокгольм — симпатичный город, правда?
— Ещё бы! Особенно тот ресторан в аэропорту.
— И тот молодой человек в кресле у выхода, с автоматиком...
— А ну вас! — сказала мама. Её чего-то всё время тянуло поплакать.