А потом они проводят меня через развалины к оживлённой трассе, я проголосую флягой, и у обочины притормозит грузовик. Заберусь в кабину. Они помашут мне, я — им. Мне будет грустно. Им — тоже. Грузовик тронется. Я устроюсь удобнее. Так как при наличии фляги должен путешествовать как граф. А они? Может они там ещё живы, в своей Германии? Может, прочтут как-нибудь эти строчки? Или их дети-внуки, прочитав, вспомнят рассказы дедушки с бабушкой? Рассказы, не гармонирующие с тем, что написал Майкл Вуд или ему подобные «историки». Дай Бог... Я не говорю «не было». Было, надо думать, всякое. Но у меня и сегодня друзья в Германии. Немцы. Они такие разные. Как и мы. И мы -такие разные...
И опять поплывут кварталы, изуродованные войной.
— Надо было выбираться на кольцевую автостраду, — скажет шофёр. — Дорога — шик!
Я знаю автостраду. У Штеттина мы рыли под нею блиндажи, и было в этих укрытиях, как у Христа за пазухой: ни один калибр не брал эту автостраду. От мин на её поверхности только царапины оставались в виде разбегающихся лучей. На века Гитлер её строил. Впрочем, и рейх-то был задуман тысячелетним... Рейх приказал долго жить. Автострада будет служить и служить.
После ночи в доме без крыши и в результате нарушения инструкции о применении фляги меня клонит ко сну. Опять проваливаюсь куда-то в прошлое, но страшный взрыв сносит полчерепа. Всё.
— Подъём! Приехали.
— Ты что, из танкистов? — спрашиваю, ощупывая голову. — Тормозить не научился.
— Ты-то, ясное дело, из пехоты. Дрыхнуть силён. Чуть не сморило меня в конец от такого пассажира.
Спать я силён. Если на ходу мог, так в кабине — сам Бог велел. Только зачем так тормозить? Чуть голову не разнёс.
— Вот твой Ораниенбург.
Те же развалины вокруг.
Достаю флягу. И тут обнаруживается, что она почти пуста. Нюхаю крышку и в недоумении развожу руками:
— Вытек он, что ли?
Чтобы как-то утешить водителя, отдаю ему вместе с жалкими остатками содержимого и саму флягу. Свою задачу она выполнила, я прибыл с комфортом по назначению.