Но пока ещё шла война, и оставались позади могилы однополчан: под Арнсвальде, у Штаргарда, в Голльнове и Альтдамме. Мы не найдём сегодня эти названия на карте: города переименованы, здесь Польша.
Мы выйдем к Одеру у Альтдамма. На восточном берегу залива Штеттинер Гафф гвардии капитан Власов ранним утром подзовёт меня и даст взглянуть в свою стереотрубу. Будет отчетливо, как на экране, видно: на западном берегу, в Штеттине, рушатся, оседают в облаках пыли городские кварталы. Идёт налёт американских «летающих крепостей», самолёты заполнили небо, их сотни. Они идут на большой высоте, соблюдая строй, разворачиваются за нашими спинами, наплывают с востока волна за волной, красиво подсвеченные солнцем, и уничтожают, стирают с лица земли этот город. Спокойно, как на параде. Нет в небе немецких истребителей. Редкие облачка зенитных снарядов... Всем уже ясно, им и нам: завтра, через неделю, через две этот город будет в наших руках. Союзники нам помогают овладеть очередными развалинами.
Прильнув к стереотрубе, гвардии капитан Сергей Павлович Власов скажет:
— Распро... твою через семь гробов в три бога м...!!!
И он будет прав. В чём-то этот метод покажется нам... сродни фашистским. Когда безнаказанно уничтожают беззащитных — детей, женщин, стариков... А более сильного выражения неодобрения, неприятия для нас тогда не существовало.
Нас вскоре перебросят южнее, на плацдарм в районе Цедена, уже на западном берегу Одера. На правом фланге штурмовавшего Берлин Первого Белорусского фронта наши части пройдут с боями путь вдоль Гогенцоллернканала, оставляя позади себя братские могилы, и встанут на Эльбе. Это будет в конце апреля сорок пятого года.
Многим все эти названия ничего не говорят : древняя история. Для автора же они связаны с мгновениями, наиболее рельефно впечатавшимися в память. Они не распределяются равномерно на протяжении моего ХХ века, и здесь отличие этих записок от мемуаров. Стоп-кадры могут быть совершенно различны по своей значительности (сегодня почему-то в моде «значимость» ) в представлениях автора и в глазах читателя, но то, что их наибольшая концентрация пришлась на немногие — из сегодняшнего далека — годы великой войны, должно быть понятно и объяснимо. Впрочем, у каждого моего современника — свой ХХ век. У меня — такой.
Кончилась война. Не прошло и двух недель, и я был направлен «для дальнейшего прохождения службы» , как значилось в предписании, в штаб фронта. Там возникла надобность в военнослужащих, владеющих немецким. И мой командир гвардии капитан Власов решил, что я немецким владею.
Будет ещё в моей жизни случай, сложная ситуация, когда за меня решат, что я в совершенстве владею языком. Десятки лет спустя, и на этот раз — английским. Но об этом — на закуску.
Свободное копирование
