Меллентин - 2

Занимался блёклый рассвет.

Лес редел. Впереди стало просматриваться широкое открытое пространство. Поля. И в глубине, километрах в двух, тёмная, плотная груда строений, в центре — шпиль кирхи. Удивительно симметричной представилась панорама, открывшаяся в полумраке рассвета. Что-то было в этом от театральных декораций.

Снегопад прекратился.

Широкая, полуосвещённая пустая сцена. То ли закончился уже спектакль, то ли ещё не начинался...

— Покурили, хлопцы? — сказал гвардии капитан. — Слушай приказ. Первое и второе отделение выдвигаются на разведку населённого пункта. Следуем на санях, интервал...пятьсот метров. Если противник откроет огонь, второму отделению вернуться на исходный рубеж. Я с первым отделением действую по обстановке. Командиру взвода с третьим отделением разведать примыкающий к дороге лес. Движение головного батальона остановить здесь, до моего сигнала зелёной ракетой. Головное охранение подойдёт сюда примерно через час. Вопросы?

— Товарищ гвардии капитан, — сказал комвзвода. — А может — всем взводом? Артиллерия с собой, фаусты...

— Парламент откроем? Не штурмовать идём, а в разведку. Всё. Привет.

Сани выплыли на незащищённое пространство. Удалялась спасительная кромка леса. Медленно надвигались стены строений и шпиль кирхи.

Посреди поля шла от опушки к опушке ирригационная канава, прямая, как под линейку. Пересекли мостик. Шли теперь за санями, рассыпавшись на дороге. Если там — противник, им всё ясно.

Маячили позади вторые сани.

— Самое время. — сказал капитан. — Дистанция прицельного огня.

Меллентин молчал.

Строения раздвигались, дорога выходила к кирхе.

Меллентин молчал.

Расположенные вдоль дороги амбары, скотные дворы — каменные, тяжеловесные, с конртфорсами, с тусклыми оконцами, охватывали разведчиков слева и справа. Селение давило безмолвием. Не мычали даже призывно коровы.

— Почему? — проговорил капитан. — Почему они угнали скот? Ждали боя? А?

Перпендикулярно дороге протянулась, огибая кирху, сельская улица. Вдоль неё выстроились жилые дома за невысокими кирпичными оградами. Опущенные жалюзи, закрытые ставни. Дорога продолжалась за кирхой, в направлении берлинского шоссе. Так значилось на карте.

Прибыло второе отделение. Сани убрали во двор усадьбы рядом с храмом. Капитан отправил группы разведчиков прочесать посёлок, в особенности — хозяйственные постройки, глядевшие оконцами в сторону поля.

Дом рядом с кирхой не был заперт. В нём сохранилось ещё тепло. Тлели угли в кухонной плите. В комоде — бельё, в шкафу — одежда. В просторном, отделанном белым кафелем подвале — стеллажи. На них аккуратными рядами стеклянные банки с домашними заготовками. Стеклянная крышка с выемкой посредине, красная резиновая прокладка с ушком, пружинный металлический прижим. Снимешь прижим, потянешь за ушко, воздух всасывается, крышка отходит. Сотни банок. С мясом, овощами, фруктами.

— Неплохо, хлопцы? А ведь они — накануне поражения. Всю Европу обобрали, гады. Осторожно, отравить могли. Хотя, торопились.

Но ведь разведчики должны...разведывать? Голод утолили и пока оставались живы.

Найдя два подходящих полотенца, я заменил свои почерневшие портянки.

Капитан сказал:

— Пошли, проверим кирху. На колокольню подняться надо, окрестности оглядеть. Оттуда и ракету дадим.

Кирха была заперта. Массивные, тёмного дерева двустворчатые двери, окованные железными полосами. Широкие, в пятак, шляпки гвоздей.

— А ну-ка, дай очередь по замку. — Я вскинул автомат.

— Ложись!! — крикнул капитан.

Грохнулась у ступеней граната с длинной деревянной ручкой, рвануло...

— К двери!!

Укрылись в глубокой дверной нише. И тут загрохотал наверху длинной очередью пулемёт.

— Товарищ капитан! Там, на поле!

В сторону Меллентина двигалась по дороге, выползая из лесу, тёмная колонна пехоты. Голова колонны уже достигла ирригационной канавы.

Пулемёт с колокольни бил по дороге. Колонна стала рассыпаться, фигурки в тёмных на фоне снега шинелях разбегались, расползались в стороны, укрывались в канаве, хвост колонны пятился в лес. Но как бы по сигналу ударили пулемёты с флангов, оттуда, где ирригационная канава упиралась концами в лес. С северного фланга открыли огонь танковые пушки.

Пулемёт на колокольне умолк на миг, сверху полетела граната. Выступ в средней части башни ограничивал обзор, немец метал гранаты вслепую. Прижавшись к плитам паперти, переждали взрыв. Посыпалась каменная крошка. Снова загрохотал пулемёт, по полю, по головному батальону полка. Поле отвечало уже огнём. Но противник был невидим.

— К саням! — скомандовал капитан, и мы кинулись, пригнувшись, под защиту дома. — В санях — фаусты! Быстро!

Подбегали, укрываясь за строениями и оградами, разведчики. Вытащили, вскрыли длинный зелёный ящик, закладывали запалы, готовили фаустпатроны. Капитан, прицелившись, ударил по стрельчатому окошку колокольни. Снаряд ударился о стену, разорвался, прогрыз рану. Пулемёт умолк на миг, из окна полетела граната.

— Один он там! Огонь по окну!

Под прикрытием автоматных очередей капитан бил фаустпатронами по колокольне. Сверкнуло, грохнуло внутри, полетели ошмётки. Пулемёт захлебнулся.

— Все собрались? К своим! Короткими перебежками! Сук-кин сын комбат, сигнала не дождался! Вперёд.

Хотя получалось — назад. Назад — для разведчиков тоже вперёд. Бежали рассредоточившись, залегая. Стегали дорогу пулемётные очереди, Однако, до опушек слева и справа было километра два. «Дистанция неприцельного огня». Пушки невидимых танков, двух — трёх, били по лесу, куда ушли, укрылись наши. Снаряды рвались где-то в глубине. И вот послышались уже ответные хлопки, с вибрирующим завыванием полетели мины, стали рваться у северной опушки, откуда вели огонь пулемёты и танки.

Сзади, в Меллентине, было тихо. Единственный его отчаянный защитник погиб на своём посту.

В канаве виднелись комки серых шинелей. И на поле, тут и там. И на дороге. Серые, застывшие комки на белом снегу. Пробегая, разведчики задерживались у лежащих. Но помощь им уже не требовалась. Когда, теряя дыхание, приближались к опушке, я упал. Гвардии капитан оглянулся, пригибаясь подбежал. Но я уже подымался.

— Зацепило?

— Нет. Нога подвернулась.

— Давай. Ещё немного.

Достигли опушку и залегли, укрывшись за стволами сосен. Хватая губами снег, я прохрипел:

— Вспомнил...Вспомнил, товарищ капитан. «Не болтай», — сказала старуха, — «не надо болтать». Sollst nicht klatschen. Klatsch und Tratsch — болтовня, сплетня... »Не болтай», — она сказала.

— Какая ещё старуха? Ты что, тронулся с перепугу?

— Да в хуторе же, старуха. Про Меллентин когда спросил, она старику сказала: «не болтай». Но он — намекнул. «Дорога», — сказал, — «перекрёсток...»

— Фашисты они, — сказал, закуривая, гвардии капитан. — Все — фашисты.

— Товарищ гвардии капитан. Старик этот...

— Ну, дался тебе этот фашист!

— Нет. Понимаете. Он же не сказал , что здесь нет войск.

— Сказал, не сказал, какая разница. Всё равно, не здесь, дальше бы на них налетели, у шоссе. Шли — до соприкосновения. Как-никак, километров на двадцать ещё за ночь продвинулись. В логово.

— Всё-таки, он нас как бы предупредил. Про засаду знать не мог, это — дела армейские. А о том, что встретят нас здесь, наверно, знал. Сказал, — «хватит трупов». А ведь немец. Бывший солдат, с железным крестом. Значит, уже не такой фашист... — Опять вспомнился старый Фаттер, там, в оккупированном Кременце.

— Как бы мы иначе этот Меллентин разведали? Окружать его, что ли, силами взвода? Задача была — наткнуться. Вот и наткнулись. Привязался , понимаешь! На войне — как на войне. Как это?

— А ля гер ком а ля гер. Но они-то там остались, на поле...

— Ну, полиглот! Словарь тебе добудем...

Невидимые танки продолжали обстрел. Беспорядочно рвалось то здесь, то там.

— Похоже, без горючего они, — сказал гвардии капитан. — Ладно. Отдышались, хлопцы? Подъём. Пошли штаб искать.

В лесу разворачивалась уже привычная фронтовая жизнь. Рыли укрытия. Выкатывали орудия. Тянули связь. Пахнуло откуда-то дымком. Снег был истоптан, потерял белизну. К тому же оседал, таяло.

Вдоль нитки связи двинулись в глубь леса.

— Пора бы и кухню разведать, — кстати заметил кто-то.

— ...А что старик этот своих мог предупредить, что Меллентином интересуемся, о таком варианте не подумал? — спросил капитан, повернув голову.

Я ускорил шаг, пошёл рядом.

— Может, рация у него там в сторожке была? И оставили его как разведчика? В расчёте, что всё-таки не расстреляем, по славянской своей отходчивости. Ась?

— Нет, товарищ гвардии капитан. Он сказал, — хватит трупов. Это он не мне и не старухе. Он себе сказал. Убеждал он себя. А засели они тут ещё с вечера, на всякий случай. Место удобное: поле открытое, канава поперёк, дорога — прямо на запад, колокольня в створе, видно далеко. Где-то ведь должны же были они засесть. Когда к Меллентину открытым полем шли, казалось, смотрит кто-то оттуда... Где-то должны они были засесть.

— Да. Противник встретился нам тактически грамотный. И психологически — грамотный. Понадеялся, что нахально попрём. И не ошибся. На головокружение от успехов наше понадеялся. И хватанул из-за угла. Вырвал клок. Разведку пропустил, затаился. Грамотно действовал. После войны — кем будешь? — неожиданно переменил тему капитан. — Для военного училища годишься.

«Хороший человек наш гвардии капитан».

...Противник вёл беспокоящий огонь по лесу до ночи.