В своих усилиях форсировать процесс моего превращения в солдата старшина достигал потрясающих вершин красноречия. Даже не верилось, что человек такой простоватой внешности способен генерировать такие великолепные словосочетания. Хотя внешность на войне определялась не лицом, а наградами на груди и знаками различия на погонах. Они свидетельствовали беспристрастно, чего стоит этот человек на войне. Наш старшина стоил многого. И я, несмотря на все его сарказмы, чувствовал, что он не теряет надежды сделать из меня солдата. Тем более, что я и сам хотел именно этого.
Он был справедлив, и никогда не произнёс по моему адресу слово «трус». А всё остальное можно было терпеть. Тем более, что своими высокохудожественными тирадами по моему адресу он доставлял истинное наслаждение моим товарищам. А много ли удовольствий у солдата на войне? Старшина чудовищно сгущал краски, мои истинные и мнимые пороки он писал крупными мазками; в результате формировался образ феноменального растяпы. Это был я. Мои товарищи наслаждались при этом мастерством артиста, объект же его творчества играл вспомогательную, служебную роль. Хотя выбран он был, в общем, удачно...