Наступил 1944 год.
В январе я был принят в партию. Испытательный кандидатский стаж я прошел всего за шесть месяцев, следовательно, меня приняли досрочно.
Нашу минометную роту решили перевести с занимаемой огневой позиции на левый фланг обороны дивизии.
Раньше там был населенный пункт, деревня Россоная. Но от деревни ничего не осталось, кроме обгоревших деревьев и развалин от труб печей. Дома все сгорели.
Огневую позицию наше командование выбрало на кладбище. Мы быстро окапывались. Мы прибыли сюда ночью и тщательно маскировались до рассвета, чтобы нас противник не обнаружил.
При оборудовании огневых позиций и рытье окопов и землянок, мы наталкивались на гробы, но уже погнившие доски и кости, которые, конечно, выбрасывали на бровку.
Многие шутили, что сами себе роем могилы на кладбище, что не нужно будет возить и носить, прямо здесь и похоронят. Но все получилось наоборот, мы на этой огневой позиции не одного человека не потеряли.
В нашу роту прибыло много новичков, в замену убитых и раненых в боях. Особенно много потеряли на Днепре, когда удерживали плацдарм.
В нашем третьем взводе тоже были новички.
В мой расчет пришел молодой солдат Иван Шуленков. Он был из Смоленской области, с деревни Марково. Находился в оккупации. При освобождении Красной Армии был призван в армию и, следовательно, попал в нашу 174 стрелковую дивизию.
Иван был хорошим солдатом, смелым в бою, сражался храбро.
В конце 1943 года наша дивизия была переведена на новые знаки различия. Были введены погоны и знаки, вместо треугольников кубарей, шпал и румб для командного состава.
Ввели нашивки на погонах, которые обозначали: одна ленточка – ефрейтор, две – младший сержант, три – сержант, одна широкая – старший сержант, буква “ Т ” на погоне, значит старшина.
Еще названия изменились, стали называть не красноармеец или боец, а просто рядовой или солдат.
Положение на фронте стабилизировалось. Бои шли местного значения. Немцы и мы стояли в обороне. Они нас обстреливали со всех видов оружия, и мы тоже отвечали этим им. Они ходили в разведку, таскали наших языков, и мы у них иногда. Не давали им спокойно отсиживаться в обороне в добротных блиндажах.
Они оборону строили заранее. Выбирали, как правило, очень выгодные места расположения. Возвышенности или населенные пункты, а также лес, чтобы в нашу сторону все хорошо просматривалось.
А наша проходящая оборона была не очень удобной. Особенно это получилось на этот раз.
В районе города Орша немцы линию обороны выбрали на господствующей высоте. Немцы вырыли глубокие котлованы в городе Орша. В деревнях ломали деревянные дома, и эти срубы перевозили, затем собирали их в котлованах, а сверху делали из бревен накаты в три-четыре ряда, а накаты засыпали большим слоем земли и дерном маскировали. Такое сооружение не всякий снаряд брал, а мина тем более.
Немцы жили вольготно в таких блиндажах, теплых и надежных. Оборона у них была иначе выполнена. Все хода сообщений были обшиты досками или обложены плетнями. В низу обязательно по траншеи проходил ручеек, а сверху были выложены доски и горбыль. В окопах было сухо.
Зато у нас, там, где проходила оборона, места были низкие болотистые. Копать траншею на глубину до 1.5-2 метров не было возможности, все заливало водой. На один штык лопаты выкопаешь, и уже появлялась вода.
Нам приходилось стенки траншей выкладывать из пластов земли, и также делали землянки. Эти земляные стенки защищали только от пуль, и то не от всех, и от мелких осколков мин и снарядов. Прямое попадание снаряда, конечно, пробивало этот вал. Никаких накатов сверху нам не удавалось делать. Такие земляные укрытия только немного защищали от ветра и холода, чтобы немного было теплее.
Наш передний край находился в самом не выгодном положении. Нейтральная полоса была самая приближенная. От обороны противника всего 40-50 метров. Были случаи, что добрасывали гранаты до переднего края, мы, а также немцы.
Особенно было мучительно весной, когда появились первые теплые дни. Снег стал таять. В наших окопах, блиндажах и траншеях появилась вода. Нашему личному составу пехоты приходилось сутками стоять в холодной воде и держать оборону.
Многие не выдерживали. Как солнышко пригреет, вылезали на бруствер траншеи и грелись прямо на виду у противника. Немцы это прекрасно знали и даже проявляли какое-то снисхождение, не стреляли в наших солдат, а, наоборот, над ними смеялись:
-Что русс Иван, холодно греешься? Грейся, мы тебя пух-пух не будем. Сам простынешь, и тебе будет капут.
Многие из наших не выдерживали издевательства немцев, открывали по ним огонь из автоматов, винтовок и пулеметов. Так продолжалось день ото дня.
Мы, минометчики находились в лучших условиях. У нас были блиндажи, хорошо оборудованные. Наша огневая позиция была отбита у немцев. Раньше здесь стояла их минометная рота. Когда их оттуда выбили, мы после кладбища расположились там.
Там был небольшой овраг, внизу проходила лощина, на которой было картофельное поле. Жителям не удалось ее собрать, приблизился фронт, и начались боевые действия, картошка осталась не выкопанной.
Вот мы иногда ходили ее копать. Сверху снежок разгребем, а земля только корочкой промерзла, на 2-3 см в глубь. А картошка такая свежая сочная. Накопаем, наварим.
Это у нас был как бы дополнительный паек к наркомовскому. Больше ходили копать ночью. Днем это место хорошо просматривалось, и немцы его зачастую обстреливали из минометов.
Свободное копирование
