Все усаживались вокруг стола, и взгляды обращались на меня.
— Что вы нам сегодня преподнесете?
— Вот две пьесы: "Кир, царь персидский" в двадцати двух картинах и драма в четырех актах "Кто прав".
— В двадцати двух! — ужасался Петр Исаевич.
— Но всего восемнадцать писаных страниц, — успокаивал я.
Петр Исаевич всегда читал нам вслух. Он говорил, что это для него необходимо, так как если будет читать кто другой, то он немедленно заснет. Читал он хорошо, без излишней декламации, ясно и, что называется, литературно.
Я, уже заранее ознакомившийся с пьесами, следил за выражениями лиц своих коллег, на которых как в зеркале отражались все слова и обороты читаемого.
"Театр представляет, — читал Вейнберг, — бесплодную пустыню. Среди нее оазис с пальмами и прочею зеленью, нависшею над родником, выбегающим из-под корней. Вдали слышен звук бубенчиков и колокольчиков. На сцену выходит длинный караван. Сперва идут рабы в красных платьях с золотыми звездами. Потом едут воины на кровных арабских лошадях. Потом ослы несут на себе золотые кубки и другие съедобные припасы. На верблюдах сидят невольницы, покрытые газом. Евнух слезает с мула и говорит:
Евнух. Сейчас Кир, царь персидский, сюда приедет. Скорее раскидывайте шатры, стелите ковры и готовьте ужин, а также раскладывайте костры.
Верблюды ложатся. Невольницы сходят на землю. Солнце закатывается. Вдали раздается приятная музыка.
Евнух. Скорее, рабы, скорее (ударяет их). Не слышите ли вы музыки? Это приближается царь, и если не будет все готово, то отрубит вам головы.
Выезжает свита. Царь Кир сидит в паланкине на слоне. Он сходит с него. Наступает ночь. Все закусывают.
Кир. Я хочу, чтобы рабыни танцевали.
Евнух склоняет колена и дает знак одною рукой. Выходят танцовщицы и под музыку арф танцуют мелодичный танец. Кир засыпает. Занавес опускается.
Картина вторая. Тронный зал во дворце. Курятся приятные благовония…"
— Душенька, Петр Исаевич, — говорит Григорович, — я думаю, этого совершенно достаточно. Прочтите последнюю картину.
"Картина двадцать вторая. Дикое ущелье в горах. Воют шакалы и другие звери. Эсфирь в великолепном уборе и в сандалиях из драгоценных камней входит, озираясь на небо.
Эсфирь. Вот здесь я пролью собственную кровь, воткнув отравленный кинжал на средину груди…"
— Господа довольно! — умоляет Григорович. — Я снесу эту пьесу директору, надо же ему доставить несколько приятных минут.
— Ну вот, — говорит Вейнберг, — в какие-нибудь четверть часа и заработали по двадцати пяти рублей.
Свободное копирование
