А теперь я вернусь к тому, что сделала со мной Анна Анатольевна. Зачем выслушивать уверения своего любимого и подвергать их сомнению, мучаться самой и терзаться подозрениями, когда все можно решить одним ударом: освободиться от меня.
Пользуясь расположением лагерного начальства, ввиду своего служебного положения, она устроила меня в дальний сельскохозяйственный лагерь в тайгу, сделала она это через жену Явнеля, которую она лечила. Не успела я и опомниться, как была погружена в машину и отправлена под конвоем в тайгу.
Конечно, ни начальник лагеря, ни Явнель не имели права поступать со мной таким образом, поскольку я была квалифицированным специалистом, прибывшим по распоряжению ГУЛАГа, по спецнаряду для выполнения определенной работы. Но временно... по ошибке, чисто случайно... проучить девчонку...
Сельхозлагерь был смертелен не только для меня. Во-первых, непосильный труд (на работу идти 10 км туда и так же обратно), плохое питание, в обед только кусок хлеба, отдых только в темное время суток для воспроизведения сил.
Барак стоял в глухой тайге, где полно мошки — мелкого насекомого, отличающегося способностью присасываться к телу и проникать глубоко в кожу. Мошка лезла в рот, нос, уши, глаза. Есть нужно было быстро и сразу же надевать марлю. Даже заключенным выдавали марлю.
После того как мы добирались до места, я еле могла взять в руки грабли, но предстояло еще работать — сгребать сено, чтобы выработать пайку хлеба.
Однажды в обеденный перерыв я отошла к ручью, чтобы напиться, и увидела, что противоположный берег усеян крупными ягодами лесной малины. Ширина ручья 2-3 метра, у меня жестокая цинга, я шагнула, сорвала несколько ягод, на большее у меня не хватило сил!
Так прошло несколько дней, и наступил день, когда я не смогла встать с нар — не было сил. Уже потом я узнала, что мошка эта не так безобидна и что смертельные исходы от накопления ее яда не являются тайной.
Несколько дней я ничего не ела, только пила воду. Я лежала в каком-то забытьи, засыпала и просыпалась с удивлением, что еще жива.
От нервного стресса не было вовсе аппетита, иногда я слышала, как кто-то говорил, что меня нужно отправить, «а то здесь помрет». Это донесли начальнику сельхозлагеря; он пришел, испугался того, что я в самом деле могу умереть, а это было неприятно — потеря единицы хоть и не была наказуема, но мало ли что может из этого произойти? Лучше было от меня избавиться. Карцера, куда он грозил меня послать, тут в тайге не было, и мне пришлось проваляться несколько дней, пока пришла машина, и меня отправили в прежний лагерь.
Свободное копирование
