Мария Сергеевна была единственной подругой мамы на протяжении многих лет, но с этой же задушевной подругой однажды произошел странный (если не более) случай, который я хочу рассказать, хотя он характеризует не Марию Сергеевну, как это может показаться на первый взгляд, а мою маму.
Мне было лет пять-шесть, мы жили в Свердловске. Как-то раз мы уезжали на дачу на все лето, и мама понесла на хранение Марии Сергеевне серебряные позолоченные столовые приборы и полный кофейный сервиз с тарелочками, чашками и прочими принадлежностями. На всех приборах были наши монограммы с дворянской короной и мамиными инициалами. Мама очень дорожила этими вещами, так как это была единственная драгоценность, которую ей подарила ее мать, увидев ее после свадьбы.
Кончился сезон, и мы возвратились в город. Вскоре мама послала прислугу за сервизом, но та возвратилась с пустыми руками. «Мария Сергеевна приказала сказать, что приборы у них украли, и что они к вам сами придут, рассказать». Не помню в точности, не то обокрали у них всю квартиру, не то только ценные вещи взяли. Мама погоревала, разумеется, но и разговору не было о том, чтобы испросить какую-нибудь компенсацию. Однако дружба на некоторое время поослабла. Прошел год (все это я пишу со слов мамы, сама я в том возрасте не могла всего запомнить). Мама позабыла досадную потерю и как-то опять очутилась у своей подруги. Смех, слезы, объятия, разговоры о тряпках, моде и прочее.
— Да, — вдруг воскликнула Маруся, — какой я материалец привезла из Москвы!
Они обе лежали на диване, засунув под голову все имеющиеся подушки и весело болтали, истосковавшись друг по другу.
— Ну, покажи!
— А вот ты с краю лежишь, значит, тебе и идти за ним, — сказала Маруся. — Там в шифоньере, знаешь, на верхней полке. Там и журналы захвати. Засунь только руку поглубже, а то с краю всякое барахло лежит.
Мама вскочила с дивана и побежала в спальню, на ходу надевая лаковые лодочки. Она открыла столь хорошо знакомый шифоньер, увидела журналы в цветных обложках и просунула руку подальше, ухватила что-то легкое, скользящее и потянула к себе.
Пестрый яркий шелк скатился сам в руки, а за ним посыпались на нее различные предметы знакомого серебряного кофейного сервиза. Ошибки быть не могло: на всех предметах была мамина монограмма с дворянской короной.
Мама вернулась с отрезом и журналами к своей подруге, виду не подав (вот что значит хорошее воспитание) о своем открытии. Но через некоторое время, сославшись на головную боль, она все-таки ушла домой.
Несколько лет они не встречались...
Но я отвлеклась.