Однако, в описываемую пору все крыши были еще на своих местах и село выглядело очень привлекательно. В нем имелись католическая церковь, школа, почта и несколько лавок, в которых можно было купить все необходимое для крестьянского обихода. После долгого перехода по безводной местности, мы мечтали промочить горло чем-нибудь холодным и потому зашли в первую же из них. Во всем нашем округе, за исключением Концепсиона, льда нигде не было и многие даже не знали что это за штука, а потому хозяин подал нам безобразно теплое пиво, которое считается здесь холодным, ибо бутылки стоят в чане с водой, имеющей температуру около 30 С.
Пока мы утоляли жажду, я заметил на одной из полок большую кипу звериных шкур и заинтересовался ими. К парагвайской дешевизне мы уже успели привыкнуть, но все же когда хозяин начал показывать мне свой товар и называть цены, я не поверил ушам: здесь, уже из вторых рук, шкура ягуара продавалась за 500 пезо (1 доллар 15 центов), пумы — за 60 пезо (15 центов), а самым дорогим оказался мех леопардовой кошки: ее шкура стоила 850 пезо (около двух долларов).
Менонит жил в самом центре села и его дом был здесь едва ли не самым лучшим. Он состоял из четырех небольших комнат, вполне прилично обставленных, и широким балконом выходил в тенистый сад, за деревьями которого виднелись всевозможные службы и скотный двор, по которому бродило несколько коров, свиней и множество домашней птицы.
Все это принадлежало врачу-англичанину, который прожил тут много лет, являясь одновременно миссионером-евангелистом. В глубине сада стояла и церковь, вернее молитвенный дом, так как кроме кафедры для проповедника и деревянных скамеек в ней ничего не было. За год до нашего приезда англичанин уехал на родину, однако, не исключая возможности возвращения, он продавать ничего не захотел, а передал все свое имущество Корнелию Васильевичу, с условием, что последний будет заботиться о церкви и продолжать миссионерскую деятельность своего предшественника, ибо между учением менонитов и евангелистов в основах почти нет разницы.
Первое время менонит честно соблюдал эти условия: в положенные дни собирал свою паству, читал ей проповеди и даже завербовал трех или четырех неофитов. Но протекали месяцы, доктор не возвращался, письма от него приходили все реже и Корнелий Васильевич помаленьку начал распоряжаться наследством. Рассудив, что молиться можно и в саду, он, после некоторой душевной борьбы, продал из церкви скамейки. Как и следовало ожидать, гром не грянул, небо не обрушилось и вообще ничего неприятного не случилось. Тогда была продана с церкви крыша, которая на свою беду оказалась железной. За крышей последовало все, что можно было продать в розницу, а вскоре после моего отъезда из колонии был продан и сам дом, так как Корнелий Васильевич собрал достаточно денег, чтобы осуществить свою заветную мечту и переселиться в Канаду.
Но сейчас все еще находилось в полной сохранности и содержалось в образцовом порядке. Кроме этого имущества, менониту принадлежал на самом берегу реки, за селом, участок земли, размером около четырех гектаров, на котором росло более семисот апельсиновых и мандариновых деревьев, была там и небольшая хижина. Корнелий Васильевич усиленно уговаривал меня купить этот сад (земля была, как и всюду, „бесплатно-казенная" ) и просил за него всего 2.000 пезо, т.е, меньше пяти долларов, что лишь немного превышало стоимость проволочной ограды. Такие цены читателю вероятно кажутся просто неправдоподобными. Но не следует забывать, что во внутреннем обиходе Парагвая тысяча пезо, как и прежде, оставалась громадной суммой и никого не интересовало то обстоятельство, что где-то за границей ее теперь стали оценивать в два доллара.
Предложение менонита было очень соблазнительным, а местечко мне чрезвычайно понравилось. И только нежелание отрываться от своих и обрекать себя и семью на совершенно изолированную жизнь заставила меня отказаться от этой покупки.
Осматривая этот участок, мы, конечно, воспользовались случаем, чтобы выкупаться. Река Ипанэ проложила свое русло по непроходимым лесам и лишь в нижнем течении ее берега кое-где доступны для человека. Возле Велена она имеет метров сто ширины, довольно глубока и кристально чиста. В эту одуряющую жару было так приятно освежиться купанием, да и просто вдоволь напиться. хорошей воды, без всяких привкусов, что мы затянули это удовольствие почти до темноты.
Только тут я вполне осознал, что поселение в непосредственной близости от такой реки может разрешить все наши проблемы, а главное — примирить людей со всеми невзгодами и тяготами предстоящей нам жизни. И я решил сделать все возможное, чтобы отыскать землю для нашей колонии именно на берегу Ипанэ.
Свободное копирование
