Врангель в Константинополе царил. Царил морально. Он пользовался престижем на верхах, популярностью в массах, и русских, и туземных. Супруги Врангели были нарасхват - ни одна вечеринка, ни один обед, устраиваемые в кругах верховных комиссаров, на судах межсоюзной эскадры, не обходились без П.Н. и О.М. Врангель. У Врангеля было редкое соединение: он импонировал и в то же время привлекал к себе сердца. И в сношениях с людьми не упускал никогда русского интереса, во время беседы ли с американским адмиралом, или с маленьким беженцем, явившимся к нему с просьбой. Под теплой оболочкой личного обаяния он хранил холодный расчет государственного человека, соотносящего свои поступки с будущим вверенных ему судьбой масс и далекой страны, к которой стремились его помыслы.
Он понял, что необходим политический центр, орган, представляющий зарубежную Россию, учреждение, где были бы представлены все течения. И он создал "Русский совет", где были налицо представители всех партий, где рядом с плехановцем сидел монархист. Мы торжественно в "холле" российского посольства открывали "Русский совет"14). На открытии присутствовали иностранные корреспонденты. Произнесены были звучавшие молодостью речи.
Врангель говорил:
— Деятельность совета должна протекать вне обособленных домогательств партийных образований. Они давно обратились в пережитки, утратившие смысл прежнего своего предназначения. Но даже эти партии, как бы цепко они ни держались прошлых своих заданий и тактических приемов, свободно могли бы идти теперь сомкнутым строем к осуществлению бесспорных и очевидных задач текущего времени. Подобное слияние усилий могло бы последовать, конечно, при условии, если бы в сердцах отдельных деятелей образ страдалицы-родины заслонил угасающую жизнь отживших свой век политических сочетаний.
Врангель не только посадил рядом в одном зале политических противников: он заставил их совместно плодотворно работать. Он не ограничил совет горсточкой оказавшихся под рукой "нотаблей". Он задумал нечто большее: им было выработано положение о выборах в совет от эмиграции. Он добился того, что был создан аппарат, в одно и то же время независимый и работоспособный, и не мешавший его, Врангеля, действиям как главнокомандующего.
Среди беженцев Врангель пользовался популярностью, которая передавалась иностранцам и местному населению. На улице его встречали радостные улыбки. В общественных местах, в садах оркестры, видя его, подымались с мест и играли Преображенский марш. Публика, в том числе иностранные офицеры, принимали участие в овациях. К О.М. Врангель в Галлиполи являлась депутация местной армянской колонии с просьбой освободить армян от греческой воинской повинности.
Теперь, когда среди русских зародились надежды на воссоздание русской национальной государственности на Дальнем Востоке15, быть может, интересно вспомнить, что одна страна сохраняла при Врангеле своего представителя, даже после эвакуации, в Константинополе: это была Япония, представитель которой майор Такахаси продолжал оставаться при Врангеле. В торжественные дни, в дни именин или свадьбы Врангеля, он неизменно приезжал на "Лукулл", привозил, по японскому обычаю, подарки, стараясь всячески оказать внимание русскому военачальнику, звезда которого в глазах "реальных" политиков должна была, казалось бы, числиться окончательно закатившейся.
Имя Врангеля было известно от советского Петербурга до освободившегося на время Владивостока. Так, из Петербурга он получил икону с письмом прихода, а с Дальнего Востока его приветствовало образовавшееся там национальное правительство.
Свободное копирование
