От посещения Кавказа я помню также одну маленькую сцену. Однажды, когда царь сделал остановку, к нему пришла делегация крестьян. И вместе с ними несколько деревенских музыкантов, один из них бил в барабан, другие играли на свирелях. Все звучало прекрасно, несмотря на то, что музыканты были только простыми крестьянами. Они мастерски играли на своих инструментах. Немного погодя пришли три девушки. Каждая из них несла на голове деревянное блюдо, полное местных фруктов. Большие блюда ломились от дынь, персиков, абрикосов и винограда. Они обошли вокруг нас со своей ношей стройные и грациозные и остановились перед царем. Они наклонились, чтобы поклониться ему, и в этот момент все фрукты высыпались перед ним. Царь, смеясь, воспринял эту необычную, но немного навязчивую форму поклонения, которая должна была символизировать то, что все богатства страны находятся в его распоряжении. Музыка заиграла бодрую мелодию, и три необычайно красивые казачки пошли танцевать. Они низко поклонились царю и исполнили вихревой казачий танец, в то время как остальные люди в такт им хлопали. Это был прием, достойный законного русского царя.
По дороге в Тифлис, мы ехали вдоль Каспийского моря. Однажды подъехали к месту, где рельсы очень близко подходили к воде. Здесь император сделал остановку и совершил прогулку к морю. В этом месте берег сплошь был покрыт красивыми пестрыми раковинами. Царь был очарован ими и начал собирать ракушки для своих детей. Он выбирал самые красивые из них и клал за пазуху, в конце концов, рубашка над ремнем раздулась.
Собирая раковины, царь сказал: – Ящик, а ты не хочешь взять несколько раковин домой? Вскоре мы все вместе начали собирать ракушки. В тот день дул очень сильный ветер, был большой прибой, и волны бились о берег. Царь шел настолько близко к береговой кромке, насколько было возможно, чтобы волны не докатывались до него. Вдруг он увидел кривую палку, выброшенную волнами на берег, которую вода уносила обратно. Царь попробовал схватить ее, она не давалась. У него, видимо, засело в голове, что он ее должен поймать, и когда волны в следующий раз погнали палку к берегу, он мастерским гимнастическим прыжком схватил палку... и оставил ее себе. Он посмеялся над ней и потом протянул ее мне. – Бери, Ящик, – сказал царь, улыбаясь, и я подвесил ее к моему ремню. Она имела изгиб, как ручка у моей трости.
Чуть позже царь вдруг собрался идти обратно к поезду. Некоторые из офицеров хотели обойти дюны, пересекавшие прямую дорогу, но император сказал: – Мы пойдем кратчайшим путем через дюны! И попробовал запрыгнуть на ближайшую дюну, но песок после его прыжка рассыпался, и он упал. Тогда он приказал мне попытаться сделать это. Выбрав место, где дюна выглядела относительно плотной, я взял ту кривую палку, которую царь только что мне дал, и крепко зацепил ее за защитный дерн на дюне. Таким образом я смог залезть наверх. Царь похвалил меня, и сам последовал той же дорогой, проворно, как школьник, хотя ему было уже под пятьдесят. После этого, воспользовавшись палкой, остальные наши спутники один за другим догнали царя и меня. Я думаю, что то, что он не смог залезть на дюну, он воспринял, как дурное предзнаменование, а когда ему это удалось, он повеселел. Царь был немного суеверен. Он не мог пройти мимо подковы, не подняв ее.
В тот день, когда наш поезд приближался к Тифлису, царь увидел большого орла, который парил в воздухе перед локомотивом. Мы были всего в двух десятках верст от Тифлиса, а большая красивая птица все еще летела перед поездом, как будто хотела показать дорогу. Царь, у которого был на гербе орел, следил за ним глазами, и мы также высунулись из окон купе, чтобы посмотреть, как долго птица будет лететь перед нами. Она летела прямо перед поездом до самого въезда в город, а тут неожиданно резко взлетела вверх и длинными сильными взмахами крыльев полетела в свое гнездо в горах. Царь следил за ней в бинокль, пока это было возможно. Он воспринял этот полет перед царским поездом как счастливое предзнаменование и сделал заключение, что поездка пройдет без происшествий.
Однажды царь чуть было не попал в плен к туркам. Мы ехали по вновь проложенной железнодорожной колее, которая вела в известную в истории крепость Каре. Почти на всем пути рельсы проходили по голой скалистой почве. Можно было с тем же успехом идти пешком рядом с поездом, и этот способ передвижения был бы не более медленным, чем передвижение на поезде. В Карсе у царя был очень напряженный день. Темным декабрьским утром мы посетили гарнизонную церковь, царь выпил кофе, а камердинер передал мне полевую фляжку с шоколадом. Я должен был позаботиться о том, чтобы царь выпил что-нибудь в течение дня. Раздача наград продолжалась ровно до пяти часов дня. Здесь собралось несколько тысяч человек, избранных из воинского состава для получения тех или иных наград. Позже, когда царский караван автомобилей двинулся по дороге, с одной стороны которой была глубокая пропасть, местные казаки захотели поприветствовать царя, устроив представление по верховой езде прямо на дороге перед ехавшим на скорости автомобилем и позади него. Царь при сложившихся обстоятельствах возражал против этих рискованных упражнений. Но сказал, чтобы не обидеть людей, что грех утомлять без нужды лошадей. После этого автомобиль поехал медленнее, и генерал, который командовал в этом месте, верхом проводил царя туда, где находился офицер, разжалованный в рядовые казаки из-за недозволенного поведения по отношению к гражданскому населению. Генерал высоко ценил этого человека, как солдата, и просил за него. Царь выслушал представление генерала и сказал, обращаясь к разжалованному офицеру: – Офицер должен хорошо знать, что может и чего не может. Однако, я прощаю тебя, так как время сейчас суровое, а ты все же хороший офицер. Но помни, что ты должен подчиняться военным законам так же, как и любой другой солдат. Офицер, который стоял под ружьем во время всего происходящего, заплакал от волнения.
Когда мы прибыли в Сарыкамыш, что был на самой линии фронта, царь получил телеграмму, которая извещала, что турки перешли в наступление. Всего в нескольких километрах отсюда развертывалось сражение, и целью турок было отрезать железнодорожный путь обратно к Карсу. Мы должны были немедленно возвращаться, и вскоре после того, как царский поезд отправился к Карсу, курды, буйные турецкие партизаны, добрались до железной дороги. Турки хорошо знали, какой дорогой трофей они имеют шанс отхватить.
Как раз перед Рождеством мы приехали в Тамбов, расположенный недалеко от Москвы, где царя ждала императрица с двумя дочерьми.
В Рождественский сочельник мы уже были в Москве. Поездка закончилась. Это была также моя последняя служебная поездка в качестве лейб-казака Николая II, так как сразу после Нового года я оставил свою должность, чтобы уступить место терскому казаку. В последний день моей службы император поблагодарил меня, хотя все благодарности должны были исходить с моей стороны, и в качестве подарка передал мне красивые золотые часы{40}. Этот подарок не был чем-то особенным, так как и все другие казаки получали такой же в день увольнения. Но для меня эти часы все же были самой дорогой вещью из всех имеющихся у меня – живая, тикающая память о моем императоре.
Свободное копирование
