Возвращаясь из Минска в Москву зимою в купейном вагоне скорого поезда, мы с Сергеем Ивановичем вышли подышать в вагонный коридор – находиться в самом купе было невозможно – так сильно натопили вагон проводники. Считалось, что в поездах всем холодно, поэтому в фирменных поездах топили нещадно. Неоднократно мне приходилось спать, отогнув занавеску с окна, чтобы получить хоть чуть-чуть прохлады. Иногда вагон был дырявый и можно было найти около межкупейной перегородки место, где дух свежий воздух. Тогда путешествие было совсем не тяжелым. Когда я ездил один, я старался выбирать плацкартные вагоны, поскольку там попрохладней из-за отсутствия купе.
Удивительно то, что некоторые в поездах действительно мерзли. Не знаю, почему мне было всегда душно и жарко. Может быть причиной того – беспросветная молодость, может быть – жеребячье здоровье, но что бы то ни было – мы, оба двое, перегрелись конкретно и охлаждали себя, прикладывая лбы к холодному вагонному стеклу. До Москвы уже оставалось совсем немного – около часа и Сергей Иванович взял с собой чемоданчик с документами, чтобы и не возвращаться в купе.
Метрах в пяти от нас, тоже около окна, стояла молодая черноволосая женщина лет двадцати с тонкими и стройными ногами, которые бывают только у восточных женщин. Ее круглые ягодицы эффектно обтягивали модные в то время джинсы. Рост ее был невелик, но она, из-за своей стройности, казалось высокой – когда я потом подойду к ней, то буду удивлен – насколько же она ниже меня. И вообще, на мой взгляд (тем более ну нравятся мне низенькие, стройные и черноволосые) – очень эффектная, неординарная женщина. Я подолгу задерживал на ней взгляд и это заметил Сергей Иванович, сказав, что я буду полным дураком, если не попробую познакомиться с ней.
Тогда в молодые годы подойти вот так, запросто, к незнакомой женщине и познакомиться, было для меня очень сложно. Удивительно, как молодость все усложняет или, правильнее сказать, не умеет упрощать. Вместо того, чтобы подойти к ней и сказать: «подруга у тебя отличные ноги, милая мордашка – хотелось бы с тобой познакомиться на предмет перепихнуться», я начал «Ab Ovo». Подошел, как бы случайно. Для этого, я сперва прошел мимо нее на два окна, внимательно! вглядывался в него целую минуту, а потом стал возвращаться обратно, почти не отрывая взгляда от окна. Я делал вид, что совсем не замечаю ее. Чуть-чуть не наткнулся на нее и чтобы сделать вид, будто бы я увлечен разглядыванием чего-то там за стеклом, встал у соседнего окна и продолжил свое наблюдение.
Теперь, когда я приблизился на «расстояние знакомства» надо было выполнить самое сложное – заговорить. Для этого я сначала, как бы в пространство, заметил, что поезд опаздывает на целых пять(!) минут – она, естественно, не обратила на это никакого внимания. Тогда я стал повторять эту фразу трагическим шепотом с методичностью автомата, время от времени срываясь с места, делая два шага по проходу и снова возвращаясь к окну.
Я добился своего – после пятого или шестого моего рывка, она обратила на меня внимание и сказала: «неужели вы так торопитесь?» Здесь бы мне и надо было бы остановиться, перевести дыхание, и спокойно приступить к знакомству. Но меня уже понесло и совсем не в ту сторону, в которую следовало. Не мог я так просто заговорить о интимной стороне вопроса – надо было поддать туману.
Я начал сбивчиво рассказывать ей о том, что действительно очень сильно тороплюсь, да скорее тороплюсь не я, а мой руководитель. При этом я краем глаза показал на грустно смотрящего в окно Сергея Ивановича, держащего в руках чемоданчик для документов. Я понимаю, что ему было грустно – я бросил друга, променял на бабу, а ему приходилось быть одному – даже поговорить не с кем.
Я чувствовал, что меня сильно заносит, что надо бы повернуть разговор в более реальное русло, но, к сожалению, вследствие юношеской горячности не мог остановиться. Ведь это был первый случай в моей жизни, когда я действительно забивал женщине баки. И она, похоже, мне верила. Ощущение того, что мне верят, толкало меня на все новое и новое вранье.
Я начал рассказывать ей, что мы – дипломатические работники, в данный момент едем из Минска в Москву. А потом сообразил, что толком не знаю, ни дипломатических рангов (кроме посла осла-осла-осла), ни стиля дипломатической работы. Пришлось, уходя от этой темы, сказать, что мы работники не так, чтобы очень, но засекреченные, рассказывать о себе и своей работе не имеем права (в своей лжи я чуть не добрался до ГРУ). Я обратил ее внимание на то, что мой руководитель не выпускает из рук чемодан – там очень важные бумаги – в любой момент можно ожидать нападения. Я, как личный секретарь и охранник, из-за этого стою в отдалении, поскольку двоих рядом стоящих убрать легче, чем стоящих порознь… И вот такие выкрутасы я понес, по кругу с различными вариантами. Девица слушала, даже без усмешки, и, мне снова показалось, что она мне верит. Но, несмотря на это, фонтан лжи стал иссякать и я резко замолчал, не зная, что еще мне сказать.
Это было очень правильно, поскольку теперь она могла говорить. И рассказала, что ей нет еще и двадцати лет, а работает она в детском садике, неподалеку от парка Челюскинцев в Минске, что она замужем и у нее полуторагодовалая дочь. А сейчас едет в Подмосковье в войсковую часть к своему мужу, который проходит там срочную службу. Служит он всего три месяца и остается ему еще больше полутора лет. Девица была очень прагматична и тут же объяснила мне, что замужем она за дагестанцем, он в армии и ей ужасно скучно одной, а все ее старые приятели разбежались, поскольку муж-дагестанец обещал зарезать каждого, кто прикоснется к его жене, пока он отсутствует. Поскольку я ненадолго приезжаю в командировки, то мне вроде как бы и не опасно не достанет и не найдет.
Девица все ясно мне изложила, что перепихнуться не против и даже имеет к этому достаточно сильное желание. Мне бы записать ее телефон или, там, адрес и распрощаться. Но я, видимо от успеха, совсем потерял голову и продолжил врать (что меня, дурака, в конце концов и сгубило). Я объяснил ей, что у меня фотографическая память и мне не нужно писать – достаточно только увидеть и я запомню это на всю жизнь. Услышав такое, она раскрыла паспорт показала имя – я посмотрел, потом открыла страницу с пропиской и в довершении назвала номер домашнего телефона и номер детского сада, где она работает.
В это время поезд сбавил скорость, стало ясно, что минуты через три-четыре мы приедем. Я сказал: «до встречи через три месяца» и направился к Сергею Ивановичу, который уже с нетерпением ждал меня.
Пока мы шли по платформе и спускались в метро я все рассказывал ему, что я нагородил этой девице и как она отреагировала на это. Мне кажется, что я, от счастья, повторил ему это дважды. Я был горд – ведь получилось закадрить девицу-то. Вот какой я! Дон Жуан, однако! Но, когда мы уже стояли на платформе Белорусская и нам надо было садиться в разные поезда метро, Сергей Иванович спросил меня, не пора ли мне записать на бумажку адрес и телефон. А то, не дай бог, за три месяца забудешь!
И тут меня как серпом по яйцам! Я забыл! Забыл все, что она мне говорила, что прочел в ее паспорте! Запомнилась только фамилия «Шах-Эмирова» и все. Даже имя ее и то вылетело из головы. Пиздец! Я прекрасно помнил все то, что наболтал ей, но ее рассказа я не помнил!
Состояние было такое, что лучше было бы мне на месте провалиться сквозь землю, Дон Жуану, хренову. Никогда я не чувствовал себя таким идиотом, таким посмешищем. Я был то, что называется «по уши в дерьме». Сергей Иванович, конечно, любил меня и обижать не хотел, но комичность ситуации не давала ему возможности сдержать ухмылку. «Иди, мудак, догони ее! Куда она едет в войсковую часть? На электричке? На автобусе? С какого вокзала?» – говорил он мне. Я его не слушал. Зачем мне это! Я, так лихо врал, что даже забыл спросить ее об этом. Я не знал, ни куда она едет, ни с какого вокзала. У меня оставалась одна маленькая надежда разыскать ее в Минске.
Но и она не сбылась. На адресное бюро уповать было не чего. Я знал только фамилию и приблизительно возраст. По таким скудным данным никто бы мне ее искать не стал. Я попробовал обойти детские сады в районе парка, но, к сожалению, нигде Шах-Эмирова не нашлась. Быть может я не все садики обошел, поскольку списка оных у меня не было, а я просто ходил и спрашивал у прохожих «где здесь детский садик?» А может фраза «рядом с парком Челюскинцев» имела совсем не тот масштаб, который выбрал я.
Так и остался я от своей глупости, похвальбы и хвастовства и, еще конечно, от юношеского максимализма и неумения не только знакомиться с женщинами, а просто от неумения общаться, без сладкого. А какие стройные у нее были ноги… у-у-у…
Свободное копирование
