20 сентября 1920 года, Качалкино
Утро
Я, кажется, выявила то подсознательное, что мешало окончательному решению.
При совместной жизни главным является характер и взаимное понимание. То и другое есть со стороны N. Я просто боюсь потерять в N. очень хорошего человека. Может быть, это и есть мое счастье, и я боюсь упустить его. А с другой стороны, не знаю: правда ли это счастье?
Выясняли с N. положение и наконец оба запутались в каких-то софизмах. Высчитывали за и против взаимного сближения и ни к чему не пришли. Я позволила поцеловать себя, сама целовала, но как-то холодно было внутри, не трепетали все фибры души и тела.
- Ведь между нами есть какой-то мостик? - умоляюще спросил N.
- Не знаю только, прочен ли этот мостик...
Пришла очень поздно. Мильда Ивановна читала. Я не знала, что ей буду отвечать, если она по обыкновению спросит, где я была, но она молчала, видимо, догадывается.
21 сентября 1920 года, Качалкино
Решила окончательно порвать с N. Какая-то ложь чувствовалась в наших отношениях. Противно, что я даю целовать себя, не чувствуя в этом надобности. Не хотела видеться с N. и сегодня же решила уехать на обследования, но при виде N. появилось какое-то теплое чувство. Он звал гулять, я отказалась, мотивируя делом, но самой хотелось.
Мое чувство как будто вступает в новую фазу... Посмотрим.
25 сентября 1920 года, Качалкино
На эти дни нарочно уехала из Качалкино, чтобы на свободе в спокойном состоянии выяснить свое чувство. Как будто оно начинает усиливаться. Одно время желание видеть N. было настолько сильно, что я, идя по Москве, оглядывалась по сторонам, думая, что увижу его.
***
Теперь я начинаю что-то понимать... Раньше я спокойно относилась к положению жены N. Она была у меня. Упрекала, что своей нерешительностью я измучила ее, что я отнимаю у нее самое дорогое в жизни. У нее нет родных, она теряет единственную опору.
'Наталья Александровна! Вы еще так молоды, у вас вся жизнь впереди! Оставьте его мне, иначе я не ручаюсь за себя, даже, вероятно, я не перенесу этого и кончу с собой', - говорит она страдальческим голосом и продолжает: 'Ведь ему нужно ваше тело! Я больна, и он идет к вам. Каково мне смотреть на ваши свидания, он до 12 часов ночи остается в канцелярии, чтобы только увидеться с вами. А каково мое положение, что я изображаю из себя? Господи! Только скорей кончайте...'
Она ушла. А я долго сидела, не шевелясь и думая тяжелую думу. Разговор с Анной Михайловной о браке и семье дает многое понять. Переживания жены N. гораздо глубже и серьезнее, чем я предполагала. Я сама, мало переживая, играю в страшную игру. Желание 'все знать, все чувствовать, все видеть' было во мне сильно. Жажда эксперимента завела меня слишком далеко. Надо окончательно решать, больше колебания недопустимы! Что-нибудь одно!
Я не хочу строить своего счастья на разрушенном счастье, я не хочу самоубийства... Надо все прекратить!..
***
Дорогой Валерьян Иванович! (Называю вас так в знак дружбы.) Расстанемся друзьями. Благодарю вас за те переживания, которые дали мне возможность многое понять и переоценить...
Между нами все кончено. Со своими намеками на чувства я не имею никакого права нарушать чужое счастье, отнимать последнюю единственную радость. Друг Н.А.
Отдала это письмо, и тяжело, тоскливо стало на душе...
Надо набраться сил все перенести.
Свободное копирование
