17 сентября 1920 года, Качалкино
Утро
События последних дней и все соответствующие переживания как-то не проникли всю меня. Они дают остро себя чувствовать только в состоянии бодрствования. Стоит только уснуть, и я переношусь в другой мир: не вижу ни N., ни его жены, все спокойно и обыденно. Это дает мне хороший душевный отдых после тревожного дня.
Я не могу понять, что, собственно, сейчас так больно заставляет ныть сердце. Здесь нет жалости к жене N., она как-то притупилась. Да и вообще как будто не фигурируют ни N., ни его жена.
Ночь
Только что приехала с лекции. Крестьянская аудитория, живой интерес к знаниям радует бесконечно. Хочется обязательно устроить зимой систематический курс лекций по сельскому хозяйству. А здесь подберется хорошая интересующаяся аудитория, с которой тепло можно работать. И это будет живое дело, результаты которого видишь собственными глазами. Выучить людей понимать - высшее удовлетворение!
Удовлетворение, подъем настроения, холодная звездная ночь создали какое-то необыкновенно хорошее чувство, стремление поучать и просвещать наш серый народ.
Это настроение не вяжется с настроением утра и вчерашнего дня. Сейчас все ясно и просто, на душе легко.
Нет мучительных мыслей об N., его жене, я не хочу ни самого N., ни его поцелуев, ласк. В такие минуты мне кажутся искусственными и вынужденными наши отношения.
Я поражаюсь, что я позволяла себя целовать. Вероятно, это было желание произвести эксперимент.
18 сентября 1920 года, Качалкино
В антракте концерта N. просил меня прийти в питомник на пару слов.
Я пошла.
- Я вас слушаю, - холодным тоном говорю я.
- Почему такой тон? Что он значит? Тогда лучше ничего не говорить.
- Я пришла по вашей просьбе, чтобы выслушать те пару слов, о которых вы говорили.
Оказывается, его жена окончательно решила дать ему полную свободу, если с моей стороны есть чувство.
- Но я-то и не знаю, есть ли с моей стороны чувство. Иногда мне все это кажется комедией.
- Только кажется или на самом деле?
- На самом деле.
На этом мы разошлись.
Что-то ныло, решила забыться в танцах. Много танцевала, смеялась, дурила...
19 сентября 1920 года, Качалкино
N. просит ему ответить: да или нет. Тем более что ответа просит его жена.
Его глубоко обидел вчерашний разговор о комедии.
- Значит, я был объектом эксперимента и шутом комедии? Это слишком обидно! - подавленным голосом говорил он.
Очень тяжело и трудно, когда приходится выявлять свое чувство по приказу, в определенный срок! Я не могла ничего ответить определенного. Говорила, что чувство было, о чем он может судить и по моему дневнику, а есть ли сейчас? Не знаю. Будет ли, тоже не решаюсь на твердый ответ, за будущее вообще не ручаюсь.
- Значит, между нами все кончено, - говорит N. и уходит.
Я думала... и позвала его...
- Знаете, я иногда чувствую, что меня опять потянет к вам. Я не ручаюсь за будущее. Видимо, есть во мне что-то подсознательное, что мешает окончательно разойтись или сойтись с вами. Что это, я не могу определить. Будьте свободны, и я буду свободна, и будем выявлять свое чувство. Определить его в день, в два я не могу. Не хочу ничего обещать. Временами я колеблюсь: разрушив ваше теперешнее положение, я не создам ничего нового.
- Но что же вы мне скажете окончательного! - болезненным тоном вырывается у N.
- Я вам не скажу ни да, ни нет. Но я не хочу обижать вас. Пока расстанемся друзьями.
Я подала ему руку, горячее рукопожатие, и мы расстались.
***
Был мой дебют. Первый раз выступала с лекцией перед крестьянской аудиторией. В общем, нет ничего страшного. По обыкновению, я была спокойна. После краткой лекции полтора часа вела беседу, выясняя нужды крестьян.
Свободное копирование
